То, что произошло с Олей Макуниной, на время отвлекло супругов Ларионовых от мыслей о сыне и его увлечений (они по-прежнему считали это увлечением), которое, конечно, пройдет, о его участившихся отлучках с Марико — не было дня, чтобы парочка не закатилась на озеро, в парк, в кино или в музыкальный театр, на концерт приезжих артистов.
Утихла и разгоревшаяся было семейная война из-за лишнего получаса: отец настаивал, чтобы сын возвращался с вечерних прогулок не позднее девяти, мать соглашалась на половину десятого, а Алексей по-своему решал несложную задачку с одним неизвестным, все чаще заявляясь в одиннадцать.
Евгений Константинович не знал, как себя вести: вот, пожалуйста, полюбуйтесь, — давно ли он сам, обеспокоенный замкнутостью мальчика, его углубленностью в себя, советовал ему «завести подружку», а теперь, когда тот наконец внял совету, терзается пустыми страхами. Впрочем, пустыми ли?..
Верно, такова родительская стезя. Они с Ириной не первые и не последние.
Ларионов однажды сказал жене, что главная суть воспитания, если тезис упростить до предела, — вовремя придержать и так же вовремя отпустить вожжи, бразды, постромки, назовите как заблагорассудится, то направляющее, настраивающее приспособление, с помощью которого регулируются отношения между детьми и отцами.
Чем проще, чем открытее его устройство, чем меньше в нем искусственности и несбалансированности между запретом и позволением, тем ближе эти отношения к норме.
Но одно — понимать, а уметь построить — совсем другое. И нет такого компьютера, который, стоит нажать кнопку, даст и готовенькую информацию, и рецепт.
Если ты — отец или мать не только в силу биологического закона (к несчастью, бывает и так!), а взял на себя полную меру ответственности, — думай, думай и еще раз думай… рассчитывай каждый шаг, ищи нужное слово и дело, соизмеряй усилия с тем, что достигнуто всей страной, где живет самая лучшая, самая здоровая и чистая молодежь в мире!
Ошибки будут — они неизбежны. Но лучше поменьше, потому что юность категорична, чуждается компромиссов, суд ее безжалостен и нелицеприятен; ее собственные промахи, считает она, простительны и объяснимы — кто учится ходить без помочей, вправе набивать себе шишки, — а вот старшему поколению ничего не спишется, не забудется, ни даже никчемной малости: там был несправедлив или чрезмерно резок, тут накричал под горячую руку или, еще того хуже, поступил вразрез с истиной, которую сам же и проповедовал…