РЕТРОМАНИЯ
Всё это, несомненно, относится и к текущему состоянию культуры. Её отличие от той структуры существования, о которой ведётся речь в «Ретромании», заключается в том, что если там речь идёт о цикле смертей и перерождений, то здесь — скорее о вечной жизни, причём в смысле не столько христианском, сколько кощеевом. Те же знакомые ноты, всё те же портреты на фоне — с той только поправкой, что автор этих строк за прошедшее время тоже успел превратиться в портрет. Официальную российскую эстраду по-прежнему представляют Иосиф Кобзон и Алла Пугачёва. Местный рок, который в последнее время — ещё одна реминисценция — снова стал оплотом защиты гуманизма, — Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук и Андрей Макаревич. Даже Земфира, Лагутенко, Шнуров и Дельфин, извечная спайка героев нашего времени, появились и оформили свой статус до того, как наступил XXI век. Это я не к тому, что новых героев нет, — есть, конечно, в диапазоне от Ивана Дорна
и Басты до Муджуса, — но доказывать своё право на существование им приходится в условиях всё тех же декораций; не столько через утверждение себя, сколько через отрицание других. Слово «ретро», как ни крути, требует определённой дистанции; в нашем случае ретро — понятие не динамическое, но статическое.
ОБЩЕСТВО. ПАМЯТЬ
Как пел вышеупомянутый классик-современник, чтобы стоять, я должен держаться корней, — однако, когда корни держат тебя, стоять гораздо труднее. В этом смысле характерны общие стратегии культурного поведения молодых русских музыкантов — тех самых, если утрировать, которых чествуют в журнале «Афиша», но не показывают по телевизору. Они, если взять в общем, заключаются именно что в целенаправленном отрезании себя от этих самых корней, попытке избавиться от давления душной традиции целиком и полностью — отсюда, соответственно, ориентацию на международную культурную память и первичный отказ от русского языка (в последнее время переросшее в постепенное изобретение своего собственного родного). Как журналист, призванный структурировать данное культурное поле, я могу только сожалеть о подобном развитии событий — но оно абсолютно объяснимо; и меня, конечно, засмеют, но я искренне полагаю, что именно в этой зоне и находится потенциал для преодоления ретромании — хотя бы потому, что люди, её составляющие, по-настоящему увлечены идеей настоящего, пускай пока нередко и чужого. Между прочим, про название самого громкого молодого русского альбома 2014-го — «Я думаю, для этого не придумали слово» группы «Самое большое простое число» — Рейнольдсу наверняка бы нашлось что сказать; это ведь и есть такой манифест стремления к непознанному.