– Нет, милорд.
Уолсингем – неразговорчивый ветеран Флодденского сражения, свой пост занимает пятнадцать лет и не намерен допустить оплошность.
– Мора не запирали. Будут ли запирать меня?
– Да, милорд.
Он надевает кафтан. «Allons»[74]. Прощается с богинями – последний мимолетный взгляд через плечо. Ни следа Анны Болейн. Он вспоминает, как она сказала – не в этой ли самой комнате? – «Будьте ко мне добры». Думает, если я увижу ее снова, то на сей раз, возможно, буду к ней добр.
Они выходят на открытый воздух. Он оглядывается и видит только вооруженных людей. Смотритель говорит:
– Надеюсь, стража вас не побеспокоит.
Порыв влажного ветра с реки. Трепетание зеленых листьев. Тепло солнца на плече. Работник сидит на лесах, голый по пояс, насвистывает «Веселого лесника»… Он чувствует, что увязает в прошлом, в синем, разлитом в воздухе мгновении. К полудню лесник обгорит.
Много дней, много лет был лесничим я,
Теперь в кудрях седина.
Повешу свой рог у лесного ручья,
Служба моя не нужна.
Прогулка чересчур короткая.
– Меня определили в верхнее помещение или в нижнее?
В Тауэре его встретили пушечным выстрелом – такова традиция. Земля содрогается, река бурлит, а узника, когда тот ступает на пристань, трепет пробирает до мозга костей, печень возмущается, в ушах звон. На пороге Колокольной башни он вновь испытывает нечто подобное. Это слабость, но он не покажет ее смотрителю, просто коснется стены кончиками пальцев, удерживая равновесие.
Все ж, пока мой лук при мне,
Жены не буду искать.
Построю шалаш в лесной стороне,
Стану жить-поживать.
За открытыми дверями – нижнее помещение: каменное, просторное, сводчатое. Камин пуст и чисто выметен. Стены здесь двенадцатифутовой толщины, свет падает из окон высоко над головой. За столом кто-то сидит. «Это вы?» – беззвучно спрашивает он. Томас Мор встает из-за стола, пересекает комнату и растворяется в стене.
– Мартин, это ты? Хорошо выглядишь. Как моя крестница?
Тюремщик снимает шапку. Он собирался сказать, мне жаль видеть вас здесь, обычные пустые слова, лучше было их упредить.
– Ей уже пять, сэр, и такая славная девчушка, спасибо, что спросили. Такая безобидная.
Безобидная? До чего странные вещи люди иногда говорят.
– Читать учится?
– Девочка, сэр? Им от этого один вред.
– Ты не хочешь, чтобы она читала Евангелие?
– Пусть ей муж читает. Принести вам что-нибудь?
– Лорд Лайл по-прежнему здесь?
– Не могу вам сказать.
– А старуха? Маргарет Поль?
Ему подумалось, что теперь, когда он не удерживает руку Генриха, тот может казнить Маргарет.
– Хорошо. Тебе приказано не говорить, понимаю. Как по-твоему, нельзя ли затопить камин?