– Я скажу, чтобы затопили, – отвечает Мартин. – Вы всегда не любили холод. Помню, как вы приходили сюда к сэру Томасу Мору. Вы говорили: «Надо затопить камин», а он отвечал: «Томас, я не могу себе этого позволить». А вы ему на это: «Да боже мой, я заплачу за дрова – перестаньте же надрывать мое сердце, черт побери. Вы, может, и папист, но вы не нищий».
– Я? – дивится он. – Я так говорил? Мое сердце, черт побери?
– Мор умел выбить из колеи. Когда наступала ночная стража, он возвращался из сада и всю ночь водил пером по бумаге. Сидел за этим столом, в простыне. Она была точно саван – у меня аж мурашки бегали. Сам я ни разу его не видел с тех пор, как его увели. Но другие говорят, что видели. И, клянусь жизнью и спасением души, вы услышите старика наверху, Фишера. Услышите, его шаги.
– Не стоит верить в привидений, – неуверенно говорит он.
– Я и не верю, – отвечает Мартин, – но им-то что, верят в них или нет? Послушайте сегодня. Услышите, как старый Фишер шаркает, а потом стул скрипит под его весом, когда он откидывается на спинку.
– В нем не было никакого веса, – говорит он.
Епископ был тоньше сухой былинки. Чего ждать от человека, который, садясь за стол, ставит череп там, где у другого была бы солонка?
– Ваш слуга может спать здесь на тюфяке, – говорит Мартин, – если вы не захотите сами на нем сидеть.
– Сидеть? Я буду спать. Я всегда сплю. Мартин, если сюда приведут как узника моего сына Грегори или сэра Ричарда Кромвеля, ты мне скажешь?
Мартин возит ногой по полу:
– Да, скажу. Постараюсь сказать.
Пол застелен старой тростниковой плетенкой. Он думает: я велю прислать из дома ковер получше; если там что-нибудь осталось.
Это камера для узников, к которым благоволят, но за обычную комнату ее не примешь. И все же ночь проходит без происшествий. Он прислушивается к шагам Фишера, но старого епископа сморил сон. Раз он просыпается и думает: король может изменить решение, такое случалось. Некоторое время разум ходит по кругу, силясь вспомнить пример. Хроники сообщают, что в правление третьего Генриха король разгневался на своего рыцаря, Губерта де Бурга, графа Кентского, взял его измором, когда тот укрылся в церкви, и бросил в глубокую темницу. Губерт два года прожил в оковах, затем бежал и вернул себе графский титул.
Утром приходит Рейф.
– Итак, как он принял мое письмо?
Рейф движется медленно и, судя по лицу, провел за работой всю ночь. Он хочет приказать, чтобы Рейфу принесли эля, но тот говорит, нет, нет. Я должен рассказать вам, как это было.
– Король выставил советников за дверь. А потом велел мне прочесть ваше письмо вслух.