Волшебный жезл (Штейман) - страница 17
Слушая директора, вспомнил я маленького одинокого батрачонка Стаську, которого некому было пожалеть. Вспомнились мне тяжкие годы службы в царской армии, вспомнилась вся былая жизнь. Теперь я с тихой радостью поглядывал на милое лицо жены, сидевшей рядом со мной, на дочку Полюшку, поблескивавшую черными глазенками, на добрых друзей, пришедших поздравить меня с днем рождения.
Моя жизнь казалась мне налаженной прочно и надолго. Совхоз мне дал хорошую квартиру, зарплата была вполне достаточная, работа — интересная. Казалось, добился я в жизни всего, чего мог, и у этой тихой пристани, наверно, и доживу свою жизнь…
Я был погружен в раздумье, когда директор повернулся ко мне и сказал:
— Да, кстати, чуть не забыл. А ведь я тебе письмо привез. Из Караваевского совхоза, от Василия Васильевича. Он там теперь директором, в Караваеве!.. — И он протянул мне письмо.
«Караваево! — повторил я про себя, и мне показалось, что когда-то я уже слышал это слово. Но когда и от кого — припомнить не мог. — Караваево!..»
Я раскрыл письмо. Оно было коротким.
«Дорогой Станислав Иванович, дорогой друг, — писал Шабаров. — Работаю я сейчас директором в совхозе Караваево. Совхоз этот самый никудышный. Стоит в дремучем лесу. Скот заморенный, постройки разваленные. Работают здесь бывшие батраки генеральши Усовой. Работа предстоит большая и трудная. Жить и то негде. Приезжай, старик! Выручай».
Как только я прочитал про дремучий лес, так сразу в моей памяти как бы приоткрылась завеса и вспомнился рассказ солдата на гауптвахте и чудесная его сказка. И вдруг я почувствовал, что вовсе моя жизнь не налажена, что вовсе я ничего не добился и нет у меня никакого желания доживать жизнь у тихой пристани, а что влечет меня туда, в те дремучие леса, где в маленьком полуразрушенном хозяйстве работают бывшие батраки и батрачки, испытавшие на себе, как и я, всю горечь прошлого, и где ждут меня новые трудности и новые испытания.
НА БЕРЕГУ СЕНДЕГИ
Лошадка, которую прислал за мной Шабаров, была унылая, коротконогая, заморенная. Невесело она бежала по лужам и рытвинам широкого Красносельского тракта. Оглядываясь часто назад, она как бы удивлялась седокам, которые отправились в путь под этим весенним густым дождиком.
Широкоплечий бородатый мужик, правивший лошадкой, не спеша рассказывал о караваевском житье-бытье.
— Недолго с нами поживешь, — уверенно говорил он, попыхивая махоркой. — У нас какая жизнь! Самая что ни на есть скучная. Коровы — одно только название, что коровы, а поглядишь: рога да хвост, и больше ничего в ней не имеется. Жить, опять же, негде. В землянках живем. Места наши хоть и недалекие от города, а глухие, дремучие. Сбежишь, помяни мое слово, сбежишь. Не такие, как ты, не уживались. Мы хоть горе мыкаем — привычные. А ты что едешь? Да еще с семьей… Вот тоже выбрал место!