– А вдруг он в селе женится?
– Аля, ради бога! А я сам – не деревенский? Сейчас деревенские мало в чем городским уступают. Немножко обтесать…
– Стоит для этого в село ссылать!.. Уж тогда лучше эта… мисс… Вот еще головная боль привязалась! И Милана… Как же все невовремя! Не натворил бы Никита глупостей.
– Так ведь уже натворил! Какое-то время, во всяком случае, будет покладистым. Нет худа без добра, может, мозги на место встанут.
– Миша, мне все-таки хотелось бы как-то этих теток отблагодарить. Они славные. И какие-то…
– Дуры?
– Простодушные. Бесхитростные. Порядочные, одним словом. Из прежних времен.
– Посмотрим.
– Наш оболтус дома?
– Где ж ему быть, в сложившейся обстановке?
– Как ты думаешь, он нам все рассказал?
– Про клад?
– Ну да. И вообще…
– Вроде бы, в его психологическом состоянии… Но допускаю, что что-нибудь да и утаил. Все же парень взрослый.
– И непростой!
– Время покажет, но теперь за ним – глаз, да глаз!
– А в существование клада ты веришь?
– Может, и существует, но вряд ли. С одной стороны, кто из зажиточных людей не прятал в те годы своих ценностей! А где их прятать, не у чужих же людей. С другой – столько лет прошло! В доме постоянно жили, если Тиханович посвятил свою дочь, то она давно уже ими воспользовалась.
– Мог и не посвятить, ее же тоже запросто могли арестовать, и она могла допроса не выдержать, все рассказать.
– Мог и не посвятить. А если посвятил, Елизавета Белькова не обязательно все растранжирила. Говорят, жила она одиноко, скромно, где-то работала. Видимо, крест на себе поставила.
– Теперь этого никто не узнает!
– Если бы наш оболтус поделился с нами своими наполеоновскими планами, можно было бы просто выкупить этот терем да разобрать его по бревнышку, а двор хоть весь перекопать, никого бы это не касалось. Теперь, вздумай я это проделать, слухи оживут. Время должно пройти. Да и хозяин пропал, пять лет надо ждать, пока закон признает его умершим. Там видно будет.
– Ну, пойдем в дом, меня комары уже съели!
Утром следующего дня, когда Зоя Васильевна почти заканчивала наводить скромный марафет, входная дверь начала медленно, со скрипом открываться. «Петли надо смазать и, наверно, пружину ослабить» сначала подумала (в очередной раз!) Зоя, а потом уже испугалась.
Благополучное супружество избаловало ее, в том плане, что, в отличие от Люси, никакой мужской домашней работе за годы одиночества она так и не научилась. Забить гвоздь, конечно, могла, с грехом пополам, но поменять пробки или, к примеру, собрать по схеме пластмассовую бельевую тумбочку было для нее, как издевалась рукастая Люська, тихим ужасом и кошмаром. Потому всякому входящему и приходилось прилагать значительные усилия, открывая дверь. С тех пор, как приехавший три года назад в отпуск сын поменял пружину, она (дверь) больно била чуть замешкавшуюся хозяйку по пятой точке. Качественной оказалась пружина, даже за три года не растянулась! Закапать масло в петли из пипетки Зоя, в принципе, могла, да все как-то недосуг было. Люся из принципиальных соображений не хотела облегчать подруге эту бытовую проблему.