Штаб наш в Киеве разросся в связи с увеличением количества войск, которые этот штаб теперь обслуживал. К сожалению, киевлянин Бредов проводил в состав штаба своих знакомых киевлян без должного отмеривания их служебных и идейных качеств.
Недостаточная идейность части киевских добровольцев бесспорно выявилась в момент оставления нами Киева: полезные войска подтаяли, а киевский гарнизон растаял – многие оказались патриотами в пределах видимости родной колокольни. Впрочем, людей семейных строго винить нельзя – в Гражданскую войну забота о семье, естественно, доминирует над заботой о родине. Надо добавить, что часть киевского гарнизона влилась в отходившие полевые войска, а рота, например, сформированная инженером Кирста[1698] из киевских рабочих, до конца кампании доблестно дралась в составе армии генерала Бредова.
Киевляне предчувствовали наш уход. Если бы даже и не случилась психическая катастрофа в Добровольческой армии, вызвавшая откат от Орла, Курска и Харькова, то все же наше положение в Киевской области стало бы затруднительным – наша власть не совладала с моральной, хозяйственной и административной анархией в крае. Назначение генерала А. Драгомирова начальником области было большою ошибкой. Этот отличный кавалерист не годился в администраторы в революционное время. Однажды в Белграде во время одной из его бесед со мною он мне поведал сущность своего миросозерцания: «Все живое подчиняется двум законам – закону эволюции вида и закону сохранения вида; эти два начала – прогрессивное и консервативное – находятся в вечном соревновании; я являюсь воплощением консервативного начала». Это вполне отвечало психике генерала Деникина, но не психике сбитого с вековых устоев народа: против демагогических лозунгов большевизма бессильна была формула – «сперва возвращение к прежним формам жизни и успокоение, а потом реформы».
Разрушение иллюзий, создававшихся в населении Киевской области во время нашего освободительного похода к Киеву, привело к апатии и к упованию лишь на помощь иностранцев, главных персонажей Версальского мирного конгресса[1699].
Фельетонист Лоло (Мунштейн) писал: «Мы хотим, чтобы Черчилли / сразу нас излечили / Мы с тревогой взираем / в жизни хмурую даль. / О, Черчилли! О, Билли! / Жизнь совсем в ином стиле / О, Черчилли! О, Билли! / О, далекий Версаль!»
Ко мне пришел капитан Гершельман[1700], мой приятель по службе мирного времени, и, заклиная старой дружбой, умолял сказать, пора ли отправить жену в Одессу к родителям. Я дал пифийский ответ: прифронтовая полоса – не место для женщин; если твоя жена нервничает, то немедленно ушли ее из прифронтовой полосы, какою является Киев. Я не мог ответить – пора спасаться. Такой совет, исходивший из оперативного отделения штаба генерала Бредова, вызвал бы массовое бегство киевлян. А если бы стотысячная волна беженцев хлынула на юг, то железные дороги охватил бы паралич, и вследствие этого наша армия потеряла бы маневро-боеспособность и не защитила бы никого, ни даже тех, кого исподволь эвакуировала из Киева. Киевский заведующий передвижением войск Генерального штаба полковник Злобин