20 июня 1919 г.[1708] генерал Деникин приказал начать поход на Москву. В июне был взят Харьков, в начале сентября – Курск, в сентябре – Орел[1709]. Действовавшая на главном оперативном направлении Корниловская ударная дивизия уже подходила к Мценску в 200 верстах от Белокаменной. И вдруг – откат к югу, безудержное, хотя и героическое отступление. Катастрофа.
Ее предвидели те, кто рассуждал здраво, а не мечтал, как мечтали мы в боевых рядах. Генерал Драгомиров рассказывал мне в Белграде, что в августе 1919 г. он был командирован в Париж и там по делам беседовал с бывшим президентом Соединенных Штатов, г. Хувер[1710], и тот сказал ему, что он восхищается героизмом Добровольческой армии, но он не верит, чтобы она могла победить: народ еще не переболел революцию, а у армии нет достаточно сил для борьбы на огромном фронте и для поддержания порядка на исполинской территории, ею завоеванной.
Совершенно верно: фронт был слишком протяжен, а территория чрезмерно велика. «Вина» лежит на генерале Деникине и на всех генералах, которые помогали ему делать стратегию, а также на тех государственных деятелях, которые ему помогали делать политику. Они были людьми нормы, правил, традиции, в то время как руководство Гражданской войной должно было быть в руках «авантюристов» (применяю это слово в хорошем смысле). Суворов[1711] был «авантюристом» и победил при Нови, при Треббии и т. д., а венский Хохкригсрат[1712] был олицетворением норм, правил. Если бы после смерти генерала Корнилова[1713] командование перешло к генералу Маркову[1714], к полковнику Дроздовскому, если бы во главе Вооруженных сил Юга России стал Кутепов или Врангель, поход на Москву был бы выполнен не в стиле завоевания нами Галиции в 1914 г. или Брусиловского прорыва 1916 года, да в стиле глубокого рейда. Надо было собрать все силы в кулак (Добровольческую армию генерала Май-Маевского, Кавказскую армию генерала Врангеля и Полтавский отряд, и все прочие отряды и дивизии) и ударить мощным, быстрым ударом. Надо было рвать красный фронт на узком пространстве и прорываться к Москве[1715]. Тогда можно было бы овладеть Москвой, а затем подвижными отрядами преследовать Ленина и Троцкого с их приверженцами, преследовать до уничтожения их.
Вместо этого Деникин стал планомерно завоевывать территорию необъятного Юга России. Завоевание территории налагает обязанность управлять этой территорией и поддерживать в ней порядок. Для этого не было сил у генерала Деникина: позади зонтика из фронтовых полков была пустота: лишь некоторые населенные пункты были более или менее прочно занимаемы местными добровольческими гарнизонами. Для управления территориями не хватало и многого иного: финансов, хозяйственного плана, социальной базы и политической программы. Реакционное «Особое совещание» (высший совещательный политический орган при Деникине) во главе с консервативным генералом Драгомировым Абрамом было слишком принципиально, чтобы делать политику в беспринципное время революционного хаоса настроений, вожделений и психопатии. Политика генерала Деникина не могла привлечь народные массы, а поэтому обладание территорией без одновременного обладания душою значительной части населения было непосильной обузой для войска.