(на Кубани), Махно
[1722] (в Приднепровье) и Петлюра (на Украине).
Когда Сводно-гвардейская дивизия (ею теперь командовал генерал Скалон[1723]) занимала участок подле Умани, по ее тылам пытались проскочить две петлюровские дивизии (слабого состава): деревенский бухгалтер Петлюра, ставший главою Вильной Украины, бежал в Польшу, а его войска думали спастись, влившись в партизанские отряды в Приднепровье. Гвардия, прикрывшись от большевиков малыми арьергардами, повернула фронт на 180 градусов и разбила петлюровцев – только часть колонны прорвалась на северо-восток, бо́льшая же часть рассеялась. Мне было непонятно, почему генерал Бредов не приказал пропустить этих украинцев – ведь нам на руку было усиление украинских партизан в области, которая частью уже перешла и продолжала переходить в руки красных.
При нашем отходе на линию Цветково – Умань в подчинение генералу Бредову поступил и II-й армейский корпус (генерала Промтова), и таким образом в дальнейшем все полевые войска, прикрывавшие Новороссию, оказались в ведении нашего штаба, главноначальствующему же этой областью, генералу Шиллингу, непосредственно подчинялись только гарнизонные войска. Затем в подчинение генералу Бредову вошла и Галицийская армия – это были те самые галичане, которых мы изгнали из Киева; и к нам в штаб для связи прибыл тот самый майор, который со мною долго беседовал в классе киевской гимназии. Несчастные галичане после бегства Петлюры за границу не знали, что с собой делать – большевиков опасались, поляки их не впускали в Галицию, и они подчинились нам, московитам. Впрочем, дружба длилась недолго: в начале февраля 1920 г.[1724] из-под Слободки и Бирзулы галичане стали просачиваться вдоль Днестра на Буковину, и их армия растаяла – кто сдался полякам, а кто большевикам, мы же в то время уходили в пределы Польши. Лишь один галицийский конный полк решил от Ямполя пробиться через Румынию и добраться до славянской Болгарии; не знаю, чем закончилось это отчаянное предприятие.
На границе Новороссийской области наша армия задержалась недели две, обороняясь на линии Кременчуг – Новоукраинка – Голта (левее нас у Бирзулы стояли галичане). Штаб в то время находился на ст. Колосовка. Наш штабной поезд вышел из Киева, походя больше на переселенческий, нежели на воинский: многие из офицеров вывозили родных и знакомых; я вез, кроме Милочки, помещавшейся в моем купе, г[оспо]жу Туган-Мирза-Барановскую: ее муж, Генерального штаба полковник, положился на меня, что я ее не оставлю в Киеве.
На ст. Фастов мы застряли – поезда стояли непрерывной вереницею от Фастова до Белой Церкви в ожидании, что последующие станции рассосут пробки.