В результате новая охранная стража недалеко ушла от качества и порядков знаменитой Матильдиной гвардии[1845] первых годов существования Восточно-Китайской железной дороги; большая разница получилась только в денежном размахе: прежде лилось золото и летели миллионы, теперь все сжалось, а кое-где подошло к пределам нищенства.
Командный состав, который получила новая охранная стража, не выдерживает сколько-нибудь снисходительной критики; Самойлов при дельных и энергичных помощниках был бы еще терпим, но при их теперешнем составе его сибаритство, безволие, условия его личной жизни, отсутствие авторитетности и гражданского мужества обращают его в полный нуль, если даже не хуже.
Хозяйства он не знает, в него не мешается, и все идет по-старому, по чему-то среднему между коммерческим правом и кормлением. Помощник Самойлова по хозяйственной части старый заматерелый маньчжурец, физическая развалина, сугубый лентяй и присяжный укрыватель разных злоупотреблений. Очень недавно проворовался казначей штаба охраны, и все это покрыли, ибо для всей старшины очень опасно допускать следователя копаться в хозяйственных и денежных делах охраны. И в то же время роты на линии сидят без одежды и обуви, страдают от непорядков и задержек в отпуске денег и даже текущего продовольствия.
Недавно открылось место начальника I отдела охранной стражи; налицо имелось несколько дельных и порядочных кандидатов, а назначили генерала Кордюкова[1846], старую алкогольную развалину, управляемую распутной девкой-сожительницей.
16 ноября. Газеты со встречного поезда полны известиями с фронта и обсуждением грамоты конференции казачьих войск по адресу Семенова; все субсидируемые осведомления и их платные писаки захлебываются в дифирамбах и восхвалениях казачьей доблести и казачьих вождей.
Конечно, есть очень порядочные казаки, но в общем вся казачья масса шкурники, ну а их сибирские вожди один другого хуже; за Дутовым, по крайней мере, есть заслуга первого подъема казаков против большевистской власти, а у Иванова-Ринова и наших дальневосточных Семенова и Калмыкова одна только грязь и кровь. Ну разве к этой банде допустимы признания великих заслуг «за восстановление государственности»!
17–18 ноября[1847]. Записываю сразу за два дня, так как ночь на 18>епрошла в обстановке, не допускавшей прибегнуть к дневнику и перу. Наш поезд пришел на станцию Владивосток рано утром.
17 ноября; на вокзале пустыня, на путях мертвая тишина, в самом воздухе что-то тревожное. Состав поезда убрали сразу на Первую Речку, а мой вагон бросили на первом пути; еле добился кого-нибудь в управлении коменданта станции и узнал, что местные железнодорожники частью бастуют, а частью разбежались, ибо в городе неблагополучно и ожидаются какие-то беспорядки, связанные с пребыванием здесь поезда генерала Гайды (его все еще зовут генералом, хотя он этого звания уже лишен)