При этом, работая в несравненно в более грязной, темной и выгодной для таких субъектов обстановке Гражданской войны, сей гусь развернулся, в очень крупном, сравнительно, размере, а сверх того, действительно, овладел доверием и волею Розанова.
Даже при первом разговоре, учитывая, несомненно, мои близкие товарищеские отношения с его начальством, он сразу и так же, как когда-то Фиошин, пытался ошеломить меня тонкостями своих разведывательных операций и их результатами.
Не зная, конечно, моего долгого опыта по знакомству с работой наших жандармских органов, он стал вываливать мне кучу своих сведений, полагая, что я должен был изумиться их широте и важности.
В своем старании, а может быть, и просто по глупой заносчивости и самовлюбленности, сей сверх-контрразведчик не замечал, что огромное большинство того, что он мне сообщал, делало объектами его наблюдения больше всего Хорвата, а затем разных русских персонажей, и в силу этого имело характер очень дешевенького внутреннего шпионажа, весьма у нас обычного и даже модного, но лишенного всякого практического значения.
Когда же я стал расспрашивать его об отношениях Гайды и чехов и о том, каким образом прозевали накопление здесь эсеров и всю подготовку восстания Гайды, то мой до тех пор очень словоохотливый докладчик сразу закис и быстро испарился, объяснив свой уход важными и срочными делами.
Откровенно высказал Розанову свое впечатление от знакомства с его любимцем, что вызвало целый поток возражений и попыток доказать огромный талант К. и его пользу для нашего дела.
Особенно не спорил, так как по опыту службы с Саввичем[1873], а потом и с Санниковым[1874], знал, что в подобных случаях это совсем безнадежно.
Как это ни странно, но таинственность разведки и контрразведки очень сильно влияет на случайно приткнувшихся к ней старших начальников, их гипнотизирует и очень легко отдает их в руки разных Фиошиных и Крашенинниковых, которые этим и пользуются и на этом создают свое положение. Ведь то, что, по-видимому, проделывается сейчас с Розановым его доверенным контрразведчиком, необычайно сходно с тем, что я застал в 1913 г. в Хабаровске, где на месте Розанова сидел Саввич, а Крашенинниковым был голубоглазый и ангелоподобный Фиошин.
Приказом Верховного правителя Забайкалье выделено в отдельный военный округ и подчинено Семенову, кроме того, откуда-то получен слух, что вскоре генерал Дитерихс будет назначен генерал-губернатором всего Дальнего Востока с особыми полномочиями. Нельзя возражать, что вообще с оставлением Омска чрезвычайно важно укрепить порядок и положение на Дальнем Востоке, но невольно напрашивается мысль, как это сделать, когда в Забайкалье сидит Гришка Семенов, а в Хабаровске его «младший брат» Калмыков, а на линии железной дороги орудуют чехи, а во Владивостоке интригуют и друг другу ножки подставляют наши милые союзнички, а атаманов нельзя и пальцем тронуть, так как этого никогда не позволят их друзья и торговые компаньоны – японцы.