.
Как очень часто случается с такими доверчивыми людьми, около него собралась весьма полупочтенная компания, весьма умело пользующаяся его слабостями. Самый крупный гусь, конечно, Крашенинников, ловко прибравший к рукам все остальную, так сказать, адъютантуру и, по-видимому, ее подкармливающий. В адъютантуре состояли Нарышкин, Гуковский и Кузьминский[1878], а в свите постоянного окружения два офицера казачьего конвоя Левиз-Менар[1879] и Стрелецкий.
Хуже всех Кузьминский (племянник графа Л.Н. Толстого и двоюродный племянник Розанова), грязный авантюрист, способный на всякую гадость и подлость, отдающий именем командующего войсками самые беззаконные распоряжения, продающий разные льготные удостоверения и работающий в компании с такими же грязными авантюристами и дельцами, весьма обильно здесь кишащими.
За один сегодняшний день мои старые владивостокские знакомые познакомили меня с десятками предприятий этого «влиятельного родственника генерала Розанова», не только обирающего и реквизирующего, но и грозящего самыми жестокими репрессиями и расправами против не слушающихся.
В числе отдельных предприятий оказалась реквизиция винного погреба А.Г. Свидерского, в доме которого жил Розанов, причем это было сделано для какой-то грандиозной попойки, а прикрыто личным якобы приказанием главного начальника края, который никогда этого даже и не подозревал и во всяком случае не допустил бы ничего подобного.
Остальная свита вертится около Крашенинникова, предавается[1880] кутежам, принимала участие в раскрытии и ликвидации никогда не бывших заговоров и по-своему наслаждается жизнью, страшно компрометируя Розанова и весь режим и создав, в конце концов, легенду о постоянных кутежах и непросыпном пьянстве своего командующего войсками.
Когда в Харбине я услышал от Хорвата, что по данным его агентуры Розанов постоянно пьян, то очень удивился, т. к. знал Р. больше тридцати лет как веселого и размашистого, но корректного и никогда не пившего человека. Теперь я понял, откуда шли эти обвинения.
Я счел себя обязанным познакомить С.Н. со всеми этими данными; опять-таки по обыкновению таких доверчивых и избалованных людей, он сразу окрысился, назвал все это сплетнями враждебных кругов, но когда я ему представил неопровержимые факты отдачи Кузьминским от его имени самых беззаконных и грабительских распоряжений[1881], то так же скоро вскипел и немедленно приказал отчислить Кузьминского и выслать его в Харбин.
В общем, получалось что-то вроде маленькой Читы, но с разницей в том, что здесь это делалось без ведома старшего начальника, а в Чите не только с ведома, но и при участии.