(Этим подтвердились темные слухи, что за большие деньги наша контрразведка была способна на что угодно.)
Около японского штаба стояла рота; у входных дверей – два офицера, владевшие кое-как русским языком, встречали приходивших, записывали фамилии. Я официально заявил, что отдаюсь под покровительство Японии, сдал принесенный пулемет и хотел сдать оружие и револьверы, но старший офицер заявил, что имеет распоряжение оставить оружие у старших начальников.
Внутри здания почти весь первый этаж был уже занят нашими офицерами, нашедшими здесь убежище; по словам штабных офицеров, полковник Смирнов и прикомандированный к штабу из академии полковник[2020] Антонович[2021] остались в штабе округа и заявили, что у японцев укрываться не будут.
Я успел взять у дежурного генерала несколько больших пачек сибирских, около 300 000 рублей, и распределил их между офицерами, не получившими пособия. Уже через час пришлось взять на себя распорядок; наши распустехи очень скоро дошли до того, что захотели бродить по всему зданию, пререкались с японскими часовыми и кричали, что хотят есть. Японцы вели себя очень корректно, сдержанно и с видом сочувствия, но скоро все же не выдержали и просили меня, как старшего, навести порядок.
Просьбу японского коменданта выполнил, пригрозил, что японские часовые могут ответить применением оружия, но по выражению многих физиономий пришел к выводу, что их обладателям можно было бы остаться в городе и что, во всяком случае, для честного белого лагеря они были не нужны.
Через некоторое время с кем-то из японских генералов в штаб приехал Розанов, а потом и его адъютанты; Вериго, семеновцы и почти вся контрразведка оказались в штабе японской жандармерии.
Розанов очень счастливо избежал очень большой опасности и был на волосок от того, чтобы попасть в плен к красным, что для него было равносильно смерти (не столько за Владивосток, сколько за Красноярск[2022]).
Как выяснилось, Вериго не принял никаких мер по охране города со стороны Гнилого угла, и этим воспользовались партизаны, сосредоточившиеся на побережье Уссурийского залива; рано утром они появились в районе морских флигелей современным, так сказать, порядком, захватив вагоны трамвая, к одному из которых прицепили полевое орудие; последнее установили на Светланке в нескольких стах[2023] шагах от квартиры Розанова и открыли по ней огонь шрапнелью и одновременно развернули стрелковые цепи для окружения этого дома.
Все это разразилось совершенно неожиданно; все обитатели квартиры С.Н. мирно спали, и только у ворот, над которыми начали рваться красные шрапнели, стоял часовой – енисейский казак.