Конечно, то была полнейшая чушь: устраивать резню на празднике в доме собственного отца Морено не собиралась. Поведи кто-нибудь себя дерзко, она и без оружия нашла способ унять зарвавшегося пьяницу, который, скорее всего, в любом случае оказался бы не способен осуществить свои намерения. Но кое в чем опасавшиеся докучать ей своим вниманием матросы были правы: настроение у девушки и впрямь было скверное. С каждым выпитым глотком грог все сильнее вставал ей в горле мерзким колючим комом; ощущение какой-то неощутимой, но оттого не менее мучительной пустоты тянуще отдавалось под самыми ребрами, у сердца – там, куда все–таки сумел незаметно просочиться, казалось бы, непоколебимо принципиальный англичанин. Выбросить его из своей жизни было подобно тому, как оттолкнуть от себя огромную монолитную глыбу гранита, мешающую идти вперед. Однако вместо облегчения Морено чувствовала себя так, словно вместе с этой глыбой оторвался кусок ее собственного сердца.
В небольшой комнате рядом с собственной – когда-то давно там жила ее няня – она устроила Мэри Фостер, насилу убедив перепуганную девушку, что здесь ей ничто не угрожает. Теперь та, совсем обессилев, спала, завернувшись в серое шерстяное одеяло: сама Морено никогда подобным не пользовалась, но раздобыла в кладовой, заметив, как худенькая девушка все время мерзла и тряслась, как от озноба, под обычной простыней. Теперь губернаторская дочка, похоже, слегка пришла в себя и даже слегка высунулась из своего кокона, устроив перебинтованную руку поверх покрывала; едва высохшие после мытья золотые кудри разметались по тонкой подушке, а высокая, некрупная грудь, стыдливо прикрытая сорочкой, редко и ровно вздымалась от спокойного дыхания.
Морено глядела на эту красоту без особенной зависти – жизнь среди мужчин вообще приучила ее считать саму себя женщиной лишь наполовину, в силу воли природы, давшей ей именно такое тело – а скорее с какой-то тихой, мучительной тоской по собственному утерянному счастью. Она столь сильно погрузилась в эти мысли, что не сразу заметила даже тихих шагов у себя за спиной.
– Тебе что, стало скучно внизу? Мне показалось, вы неплохо там устроились, – хмыкнула она наконец, обнимая себя за плечи и не оборачиваясь к двери. Джек прошел внутрь, прислонился спиной к стене, не присаживаясь: он выпил немного и вполне крепко стоял на ногах:
– Я думал, ты будешь рада нашей победе и возвращению родителей.
– Я и рада, – уверенно возразила девушка.
– Тогда почему же ты здесь, а не там, с ними?
– Не знаю, Джек, – подумав, откровенно покачала головой она, опускаясь на стул у кровати и в упор глядя на спящую мисс Фостер. – Я всем довольна, даже… я счастлива, что папа и мама оказались живы, что Рочестер мертв и нам больше ничего не угрожает, но… Наверное, просто неприятно сознавать, что для человека, к которому ты успела… чертовски сильно привязаться – все равно есть нечто намного важнее тебя.