Когда Анна Васильевна доползла до сына, тот был уже мёртв. Его худое тело висело на остром суку́, колеблемое напорами морского ветра. В её глазах помутилось и, крепко схватившись дрожащей рукой за мягкую, ещё теплую, но уже неподвижную Ванину ногу, она почувствовала, что теряет сознание. Из распахнутых дверей дома доносились оглушительные вопли Полины, перемежающиеся громким смехом немцев…
Уходя, солдаты небрежно переступали через лежащую без чувств Анну Васильевну. Испуганная, мертвенно бледная Полина, еле переставляя ноги, вышла из дома, придерживая на теле лохмотья разорванной одежды. Лицо было разбито, на правой щеке наливался синяк, а из рассечённых губ текла кровь. Когда девушка увидела мёртвого брата и безжизненно лежащую рядом с ним мать, от безмолвного ужаса у неё округлились глаза, и, беззвучно рыдая, она рухнула на крыльцо, зажав обеими руками онемевший рот…
Поздно вечером Анна Васильевна и Полина в тёплых свитерах неподвижно стояли у почерневшего моря, грохочущего у берега бурлящими волнами. В их опухших от слёз глазах траурно догорали красноватые лучи клонящегося к закату солнца. Последние отблески ненавистного дня растекались по камням, влажно чернеющим после недавнего дождя. Усиливающийся ветер трепал сухие жёсткие стебли примятой осенней травы. Вокруг широких луж с мокшими в них ржавыми листьями торопливо бродили взъерошенные озябшие чайки. Железистый запах земли струился набухшей сыростью в смурое небо. Немые облака тяжёлыми косматыми глыбами неспешно перекатывались над крышами опустевших домов.
Посреди двора чернела свежевыкопанная маленькая Ванина могила с перекошенным крестом, сделанным из двух связанных между собой сухих веток. Полина бессознательно тянула за шнурок на шее с подаренным Андреем кольцом, не чувствуя, как глубоко и больно он врезается в кожу, и беззвучно плакала. Нескончаемые слёзы струями прочерчивали светлые полосы на грязном от могильной земли лице.
– Пойдём в дом, дочка… – наконец попросила Анна Васильевна, тяжело разворачиваясь на затёкшей здоровой ноге и перекладывая из руки в руку самодельный костыль. – Холодает, шторм собирается.
Не слыша слов матери, Полина продолжала отрешённо смотреть в мутную сумеречную даль. Тусклая луна медленно плыла над верхушками окружавших двор деревьев, бледно серебря влажные стволы и обливая мертвенным металлическим светом морскую гладь. От её холодного свечения и затаившегося под ней моря, чёрных деревьев, тихого шелеста их листьев и угольно-тёмных толстых теней, пролёгших поперёк двора, веяло безысходностью страшного горя, и ещё явственнее осознавалась невосполнимость утраты.