Мэри встал на ноги, откашлялся и лениво размялся, разогреваясь и стряхивая с себя налипшие листья. Осторожно ступая по мягкой земле и раздвигая ветки стволом автомата, он вышел из леса. Лунный свет прокладывал по морской глади широкую мерцающую полоску.
Вдали рвано темнели плоскими зубцами крыши невысоких домов.
«Это Станичка… – догадался Эндель. – Там должны быть люди, которые помогут мне. Похоже, судьбе угодно, чтобы письмо Андрея нашло адресата». Усмехнувшись своей и его удачливости, он быстрыми шагами вышел на кривую грунтовую дорогу.
Станичка оказалась пуста и безжизненна. Дворы были завалены мусором и брошенными в суматохе вещами. Перечёркнутые крест-накрест приколоченными досками двери и окна безмолвно свидетельствовали, что большинство жителей оставили свои дома.
Мэри разочарованно плёлся по тёмным улицам, пока наконец не заметил слабый свет в окне отдалённо стоящего дома. Он стал осторожно пробираться к нему во мраке по обочине улицы, опасаясь натолкнуться там на очередной фашистский притон. Однако по мере приближения его опасения развеивались – оттуда не доносилось никаких звуков, и вокруг не было немецких машин.
Эндель тихо отворил хлипкую калитку и вошёл во двор, в середине которого высилась свежая могила с перекошенным крестом. Широкие деревянные ступени вели на крыльцо со сломанными перилами. В сумерках желтел тусклым светом прямоугольник распахнутой двери. Мэри поднялся по скрипнувшим ступеням и, громко постучав в дверной косяк, вошёл в дом.
На полу, отложив в сторону самодельный деревянный костыль, перед несколькими потемневшими от времени иконами, расставленными на сломанной тумбочке, сидела и горячо молилась средних лет женщина. Высокое пламя толстой парафиновой свечи часто вздрагивало от дуновения из-за её прерывистого сбивчивого шёпота. Дочитав молитву, женщина обернулась и посмотрела на Энделя мертвенным взглядом, полным равнодушия и безысходного отчаяния.
– Доброй ночи… – поздоровался Мэри прерывающимся от напряжения голосом и, чувствуя неуместность и несвоевременность своего прихода в этот, очевидно, наполненный глубоким горем дом, растерялся от пустого взгляда женщины, уставленного прямо на него. Однако, понимая, что ничего другого в сложившейся ситуации ждать не приходится, он вошёл в комнату, снял с шеи автомат и положил его на поцарапанный стол, покрытый, как ему показалось, широкими разводами въевшейся крови.
– Извините меня, пожалуйста, за ночное беспокойство… – неуверенно продолжил Эндель. – Это же Станичка? Я ищу живущую здесь Полину Щербакову. Может, вы знаете…