Нет, монету следует обменять, благо я знаю, где это можно сделать. Меняла никогда не обманывает, да и курс у него чуть выше официального – даже для таких, как я. Проблема только в том, что возле лавки менялы постоянно ошиваются те, кто всегда готов избавить ближнего от излишних материальных благ. Так что дождь – это хорошо.
Порыв ветра заставил вывеску, раскачивавшуюся на цепях, противно скрипнуть. Я зябко поежился, поплотнее запахнул старый отцовский плащ, накинутый прямо поверх рабочей одежды, да поглубже натянул на уши видавший виды котелок. В двадцатый уже раз, наверное, с тех пор как я наблюдаю за входом в «Ломбард Франсиско Понсе». Очень многих эта неприметная лавка, расположившаяся на первом этаже обычной инсулы1, спасла от голодной смерти. Сюда можно было принести почти любые ценности, и при этом знать, что их примут по относительно справедливой цене. Не в ущерб владельцу лавки, конечно. Даже если бы доминус Франсиско Понсе ограничивался только официальными заработками, его предприятие не пошло бы ко дну, но он, кроме всего прочего, оказывает помощь государству, предоставляя населению услуги обмена. Конечно, государство об этом не знает, ведь Франсиско предпочитает не афишировать свой добровольный труд. Такой уж он скромный, этот доминус, и все язычники, остающиеся в городе, очень ему за это благодарны. Ходят слухи, что некоторым из нас он помогает безвозмездно, просто из сочувствия к в одночасье ставшими неблагонадежными согражданам. В меру своих возможностей, конечно, и нечасто. Все равно такая благотворительность не может не вызывать уважения – по нынешним временам опасно даже просто проявлять теплые чувства к язычникам. Запросто можно самому оказаться среди них, лишиться всего имущества, и значительной части гражданских прав.
Решиться, чтобы сделать последний рывок было трудно. Вглядываясь в темноту, я до боли сжал рукоять самодельного пистолета, который втайне изготовил в мастерской. Впрочем, называя эту поделку пистолетом, я очень сильно ей льщу. Скорее уж самопал, неряшливый и ненадежный, скроенный из обрезка бракованного ствола и самодельной рукоятки из дерева. Всех отличий от детской игрушки, в том, что для стрельбы используются настоящие револьверные патроны, которые я переснарядил втайне от хозяина мастерской. Я снова всмотрелся в злосчастную подворотню. Не видно ничего сквозь струи дождя, да и темно уже, но арка инсулы напротив лавки мне очень не нравится. Круг света от фонаря, освещающего вход в лавку, проходит по самой границе между улицей и темным зевом прохода во двор, отчего только хуже видно. Вроде и угадывается в нем какое-то шевеление, а никак не понять – то ли это воображение разыгралось, то ли действительно шакалы остаются на посту, несмотря на отвратительную погоду надеясь поживиться. Определенно, арка не пустует, и это очень плохо. Мой самопал – это средство на самый крайний случай, и использовать его здесь, на самой границе благонадежного района – чистое самоубийство. Жандармы здесь особенно бдительны, на звук выстрела сбегутся уже через минуту. Тогда отец визитом к чистым не отделается. Все туда отправимся, и не на отречение, а на очищение.