Я полагаю, что если уж кто-то взялся, как я, сражаться за правое дело, веруя в него всеми фибрами души, надо было понимать, что делаешь. Если человек неспособен осознать, что погнался за неуловимой химерой и что его путь ведет только к преступлениям и лжи, значит, нечего строить из себя героя. В погоне за этой химерой я сам поставил себя под удар. Я сам был виноват. И я за это заплатил. Здесь, на Западе, я встречался с левыми, много с ними беседовал. Они искренне интересовались моим опытом и тем, что я мог им сказать. Но очень скоро они от меня шарахались, потому что я оказывался живым свидетелем их лицемерия. В общем, они предпочитали упорствовать в своем заблуждении и дальше верить в Деда Мороза. Им больше нравилось думать, что во всем виноват Сталин. Все мы похожи, и я тоже ничем не лучше. Мы любим наши химеры, любим верить в Деда Мороза, особенно когда за это не надо платить. Но я-то заплатил сполна».
Но все эти соображения не могли в то время прийти в голову Жаку, пока он, в своем роскошном костюме, в замшевых туфлях, при фетровой шляпе, ждал на Лубянке перевода в «собачник» – в свою первую этапную камеру. Все безвинно отсидевшие по пятьдесят восьмой статье вспоминают, как больно ударил по ним арест, этот удар, этот развал личности, от которого самые ранимые запросто сходили с ума, этот ураган, вышвыривающий из жизни и превращающий то, о чем и думать-то было немыслимо, в надвигающуюся угрозу, а потом в реальность. Его мысли, должно быть, метались между оторопью, страхом, тревогой за любимую женщину, оставшуюся на воле, пока он переживал непостижимое крушение смысла всей своей жизни. Но все-таки он собирался вскрыть допущенную ошибку, оправдаться, по всем пунктам доказать свою полную невиновность. И в общем, несмотря на силу потрясения, он был еще почти тот же человек, что накануне: правоверный коммунист, убежденный, что в СССР без вины не сажают и что его соседи по камере, в отличие от него, – настоящие враги народа.
Но с того дня в нем зародилось сомнение. И вместе с тем темное неосознанное стремление, разве что понаслышке знакомое счастливчикам, не побывавшим в его шкуре: оно называется стремление выжить.