– А я Володя Михненко из Ленинграда, – сказал я и присел к бойцам.
– Смотрю, гимнастерка новая, только выдали?, – поинтересовался Виталик, – Новобранец?
– Нет, гимнастерку выдали в госпитале. А туда я попал по ранению, полученному в бою. Я воевал в штрафной роте сорок второй армии, – парировал я его «выпад».
Кое-кто присвистнул, от такого откровения, кто-то недоверчиво поглядывал в мою сторону.
– Так выходит, что ты искупил свою вину перед Родиной, чего же опять в штрафники?, – недоверчиво спросил Виталик.
Что бы не возникало больше вопросов, я расстегнул ремень, и задрал гимнастерку, показывая еще не до конца заживший шрам, наискосок проходящий по моему торсу. Воцарилось молчание. Затем Виталик опять спросил,
– Так за какие заслуги опять в штрафники? -.
Скрывать мне было нечего, и я рассказал, как все случилось. Рассказал, как рыл себе могилу, и как в последний момент расстрел отменили.
– А меня застал зам комполка со своей ППЖ у них в спальне, – хохотнул Виталик.
– Меня за драку, – проговорил кавказец.
– Я то же одному перцу челюсть свернул, за то, что он пайку моего товарища украл. Но вышло, что виноват я, – подал голос пермяк.
Оба хохла скромно промолчали. В общем, знакомство состоялось. Другие штрафники, что были в вагоне, то же кучковались небольшими группами, и были поглощены своими разговорами и занятиями.
К утру наш эшелон подошел к понтонной переправе, которую запустили меньше месяца тому назад на Ленинградском берегу Ладожского озера. Сначала переправили два паровоза, тянувшие наш эшелон. Затем двумя подходами, переправили и вагоны, из которых нас не выпустили. Мы боялись налета немецкой авиации, но все обошлось. Предстояла самая опасная часть пути, Ириновская ветка, которая больше всего была подвержена налетам вражеской авиации.
Паровозы развили максимальную скорость, и неслись по рельсам как скакуны по степи. Но все равно, миновать без приключений этот участок, нам было не суждено.
Внезапно из-за горизонта выпорхнули два штурмовика «Henschel 129», и на бреющем полете, атаковали наш эшелон. Зенитки, установленные на эшелоне, открыли огонь по самолетам. Паровозы издавали непрерывный гудок, похожий на рев быка на бойне, которого не забили с первого раза. Первые бомбы легли, не долетая до состава, но пулеметные очереди прошили несколько вагонов, вырывая из ник доски. Крики раненых были слышны, сквозь стук колес и рев паровозного гудка.
На второй заход штурмовики зашли с двух сторон и открыли перекрестный огонь. Бомбы опять не попали в состав, и самолеты стали выполнять вираж для разворота и захода на следующую атаку. И в этот момент очередь из «шилки», счетверенного пулемета «максим», достала один из «Хенкелей». Один из двигателей самолета вдруг выбросил сначала сноп огня, а затем повалил черный дым. Штурмовик пытался набрать высоту, но вдруг, клюнул носом, и свалился в штопор. Через мгновение, от столкновения самолета с землей, появилась мощная вспышка, сопровождаемая довольно громким взрывом.