Куаньяр спокойно, с презрительной усмешкой пережидал этот взрыв эмоций. Иной реакции он и не ждал.
– Не сомневаемся, любезный, что девица Масийяк у вас. Передайте ее нам в ближайшее время. Бюро удерживает ее незаконно, – заговорил Кавуа, тон его был примирительным, но улыбка вышла кривой и неестественной.
– По декрету от 27 жерминаля II года Республики, – холодно улыбаясь, ответил Куаньяр, – дела, подобные этому находятся в ведении Бюро, и нет иного декрета, который этот факт отменяет. Это не вопрос честолюбия, мы законопослушные граждане и только!
Амар встал, опираясь руками о стол. Лицо исказилось гневом, на лбу мелко выступил пот. Наконец его прорвало ненавистью:
– Пособники диктатора! Это Якобинский клуб – стражи и лейб-гвардия Революции? Как бы не так! Знаем мы, чья вы лейб-гвардия! Мы видим насквозь ваши черные умыслы! У нас под носом созрел новый Нерон!
Норбер насмешливо прервал его:
– Что это было? Ознакомились с перепечаткой лондонских брошюр? Вам по должности полагается одним из первых знакомиться с работой контрреволюционных борзописцев, но цитировать их писанину, ни к чему.
Амар изменился в лице совершенно:
– Не достанется вам диктаторская власть, к которой вы так рветесь, вот!, – он вскинул к лицу Норбера всем известную комбинацию из трех пальцев. Но чем более бешенство захватывало Амара, тем спокойнее выглядел Куаньяр. Невозмутимо поправил он кисейное жабо.
– Так и передам гражданину Робеспьеру, – и круто развернувшись на каблуках, вышел из кабинета. Последнее, что он заметил это хитрый, полный откровенной ненависти взгляд молчавшего всё время Кавуа.
Раскол среди якобинцев июнь-июль 1794
Внутренний раскол к лету 1794 года зашел слишком далеко. Делая обманчиво-примиряющие жесты, обе стороны в тайне готовились к решающей схватке.
Норбер вспомнил предложение Сен-Жюста, чтобы использовать арестованных аристократов, заставив их отбывать трудовую повинность, там, где это потребуется, сделав это заменой массовых смертных казней.
Предложение было с возмущением отвергнуто Комитетом Общественной Безопасности! То, что они заявили, было просто поразительно, оказывается, это слишком жестоко, аристократы не приучены к труду, труд для них подобие пытки, а революция, основанная на идеях Руссо, и принципы демократии категорически запрещают пытки и любые жестокие и унижающие формы обращения и наказания.
Стало быть, выходит, что смертная казнь для них должна быть менее жестока, чем труд?… Вот так логика! Вот так гуманисты!
« Флореаль II года Республики… Нация верит в нас, несмотря на все свои трудности и беды.. Доверие народа для нас слишком свято, мы не смеем его обмануть. Но что мы сейчас реально в состоянии предложить людям? Вантозские декреты Сен-Жюста безнадежно похоронены в парламентских комиссиях и подкомиссиях, бюрократизм превратит их в популистскую фикцию.