– А ты почему это знаешь?
– Да разве я не служил целых шесть лет? Рана-то ведь меня и заставила бросить оружие.
Королевские солдаты уже строились на берегу, каждый подходя к своему ротному значку.
– Что-ж, – сказал крестьянин королю, который привстал на стременах, чтоб лучше видеть; – помните, что мне обещали?
– Коня и шпагу? сейчас! – Генрих IV сделал знак офицеру, и крестьянину тотчас же подвели оседланную лошадь.
– Храбрый солдат, что ездил на этом коне, убит на днях, – сказал король, – а теперь ты его заменишь.
За леском что-то зашевелилось, но еще нельзя было разобрать, что там именно делается.
– Это неприятельский лагерь просыпается, – сказал крестьянин и принялся махать шпагой, подбирая поводья.
– Ты хорошо знаешь местность. Что нам теперь делать? Куда идти, – спросил король.
– Этот лесок – пустяки: тоненький полог из зелени, и только. А стоит отряд дальше, в долине; как только спустимся, так на него и наткнемся… Значит, прямо вперед и в атаку!
– Славно сказано!.. А как тебя зовут?
– Поль-Самуил, из местечка Монтестрюк, что в Арманьяке.
– Ну! вперед, Поль[1] марш-марш!
Крестьянин дал шпоры коню и пустился во весь карьер, махая над головой новой шпагой и крича: бей! руби!
В одну минуту они пронеслись через лесок. Как и говорил Поль, это был просто полог из зелени, и королевский отряд, с Генрихом IV и с проводником во главе, ринулся вниз с горы, как лавина. Лошади в неприятельском лагере были почти все еще на привязи; часовые выстрелили куда попало и разбежались. Кучка пехоты, собравшаяся идти на поживу, вздумала было сопротивляться, но была опрокинута и в одно мгновение ока король со своими очутился перед самым фронтом лагеря. Тут все было в смятении. Но на голос офицеров несколько человек собрались наскоро в кучу и кое-как построились. Поль, увидев их и указывая концом шпаги, кинулся со своими, продолжая кричать: «бей! руби!»
Ударом шпаги плашмя он свалил с коня первого попавшегося кавалериста, острием проткнул на сквозь горло другому и врезался в самую середину толпы.
Все подалось под ударом королевских солдат, как подается дощатая стенка перед стремительным потоком, и в одну минуту все кончилось. Четверть часа спустя, король был уже в чистом поле, далеко от всякой погони, и вокруг него собрались сторонники, терявшие уже надежду увидать его в живых.
Когда пришли вечером на ночлег, король подозвал Поля-Самуила, обнял его при всех офицерах и сказал им:
– Господа! вот человек, который спас меня; считайте его своим братом и другом. А тебе, Поль, я отдаю во владение Монтестрюк, – так от него ты и будешь вперед называться – кроме того, жалую тебя графом де Шаржполь, на память о твоей храбрости в сегодняшнем деле. На графский титул и на владение ты получишь грамоту по форме за моей подписью и за королевской печатью. Сверх того, я хочу, чтоб ты принял в свой родовой герб, на память о твоем подвиге и о словах твоих во-первых, золотое поле, потому что ты показал золотое сердце; во-вторых, черного скачущего коня – в память того, который был под тобой; в третьих, зеленую голову – в знак того леса, в который ты бросился первым, и в четвертых, над шлемом серебряную шпагу острием вверх – в память той, которою ты махал в бою и которая, видит Бог! сверкала огнем на утреннем солнце. А девиз своего рода ты сам прокричал и можешь вырезать под щитом эти два слова, которые лучше всяких длинных речей: «бей! руби!»