– Город ваш! – только и услышал Кеос, как царь молнией промелькнул мимо и скрылся в переулках. Охрана с трудом поспевала за ним.
«Мы окружили город, теперь все вороты заняты, из города никто не уйдёт», – понял Кеос. «Никто не уйдёт!» – эта мысль вдруг наполнила Кеоса новой вспышкой ненависти, и он тронул коня по переулку. Однако теперь он не гнал, а медленно ехал по узкой улочке, обнажив меч. Незаметно, справа к нему пристал не бог весть откуда взявшийся Леонид, и они поехали вдвоём.
На небе уже стемнело, но было светло как днём, занимался пожар. Они проехали в полном молчании несколько кварталов. По дороге закололи нескольких воинов. Убили так же нескольких людей, по виду совсем не воинов, а каких-то горожан. Повсюду сновали гоплиты, растаскивая имущество и женщин. Город напоминал, скорее разрытый муравейник. Отовсюду слышались крики и вопли. Убивать, вроде бы, больше было некого, и ехать тоже некуда, Кеос спешился. Леонид посмотрел на друга и тоже спешился. Перед ними был какой-то дом. Окна наглухо закрыты, в доме темно. Не сговариваясь, воины сделали шаг к воротам. Те оказались заперты, и Леонид шлёпнул своего коня. Конь встал на дыбы, ударив копытами, ворота слетели легко, как будто были сделаны из ивняка, а не из крепкого дерева.
– Где это ты его так научил? – Поинтересовался Кеос.
– Нравится, да? – Сказал, улыбаясь, Леонид.
Неожиданно, впереди мелькнула чья-то тень. Воины, как по команде, развернули свои мечи в сторону предполагаемой опасности. Кеос на всякий случай, взял щит, набросил поводья коня на столб, чтоб не убежал и сделал шаг вперёд. Леонид последовал его примеру. Так, прикрываясь щитами, они осторожно вошли в дом. Постояли немного, пока глаза привыкнут к темноте. Из глубины дома на них тоже кто-то смотрел. Кеос насчитал никак не меньше пяти пар глаз. Понемногу тьма рассеялась, и они увидели группу людей, сбившихся в кучу. Кеос разглядел нескольких женщин разного возраста, они закрывали собою детей. Не заметив ничего опасного, Кеос опустил меч.
Видя, что греки не собираются нападать, одна из женщин, вероятно, старшая мать, бросилась на колени и, не поднимая головы, поползла к грекам, о чём-то умоляя их. Кеос не понимал персидского, но и так было ясно, о чем она просит. Женщина подползала к ним и стала целовать ноги, всё умоляя и умоляя. Кеос и Леонид стояли молча, как две статуи, не в силах ни уйти, ни сделать шаг вперёд. Неожиданно, тьму дома разорвали сразу пять-семь факелов. Зазвенела бьющаяся посуда, послышался тяжёлый топот гоплитских сандалий.