Сыщик Вийт и его невероятные расследования (Данилюк) - страница 46

Когда всеобщая суматоха понемногу улеглась, Сташко эффектно добавил:

– По завершении Гонок мы предложим уважаемой публике какаовое питьё, мороженное в лёдных стаканах до той степени загустения, что его необходимо потреблять ложкой, как dessert à la France![15]

Гости зашумели и разразились громкими и совершенно искренними рукоплесканиями.

Под эти рукоплескания наполнили бокалы танжерским пуншем остальные соревнующиеся бригады. Лёд постукивал о хрусталь, издавая нежный, мелодичный звон.

– Пусть случайности не помешают победителю победить! – медленно, веско проговорил Апрон Несторович.

– Pani i Panowie![16] – крикнул юный граф Мйончинский. – Всем нам удачи!

– Buona fortuna![17] – вторил ему синьор Корстини.

Экипажи осушили фужеры, а потом резким движением залихватски разбили их об пол.

Выглядело всё это довольно эффектно. Зрители одарили соревновантов аплодисментами.

– Ну вот и речи позади! – счастливо произнёс Таде. Он также погрузил свой сосуд в Кубок. В его бокал с шипением хлынул чёрный напиток вперемешку с наколотым льдом. – За победу! За победу прогресса, за победу паровозного дела!

– Так! Так! – заорала аплодирующая толпа.

Анфир Житеславович попробовал напиток. Глаза его от наслаждения округлились, он поплямкал губами, одобрительно закивал и испил свой фужер до дна. А потом с ухарством, выглядевшим в его исполнении весьма неестественно, швырнул бокал в кучу хрустальных осколков под ногами.

Трибуны неистовствовали. Машинисты, готовые навалиться на рычаги локомотивов, сжимали рукоятки побелевшими от напряжения руками. Кочегары метали в ревущие пламенем топки брикеты обогащённого угля. Отмашчики, по одному на каждую колею, стояли, воздев вверх стартовые стяги. Паровозы исходили обильными струями пара. В судейской ложе дамы прикрывали уши ладошками в белых перчатках, мужчины жадно ловили каждое движение внизу…

Должен был последовать стартовый выстрел из пушки…

Сейчас!..

Уже сейчас!..

Орудие стояло здесь же, мрачное, длиннодульное, чугунное. Рядом с ним возвышался тот, кто единственный мог дать сигнал к началу Великих гонок.

Сам Таде!

Вот только пауза затягивалась. Фабрикант замер неподвижно, почему-то прижавшись лбом к устремлённой в небо пушке.

Шёпот недоумения пронёсся по толпе, как под порывом ветра проносится по пруду рябь. Он добрался до самых глубин судейской ложи, туда, где в кресле сидела с бокалом Dom Pierre Pérignon d’Hautvillers[18] графиня-мать Мйончинская.

– Уже кончилось? – спросила она у случайно оказавшегося неподалёку франта с головой лиса. – Когда награждение победителя?