— Но уже… недолго? А?
— Увы… Но пока живу — все мое.
— И давно это у вас с ним?
— Да.
— Сами явились или он вас позвал?
— Сама. Я всегда сама, деточка.
— Что ж он вас тут… прячет?
— Нам и здесь хорошо… пока. Что еще?
— Ничего. Я так… случайно… кое-что осталось еще здесь… из моего.
— Странно. Я уже почти все выбросила.
— Да нет! Не все! — Я треплю Аллилуйю по мягкой гриве. — Вот она — моя! Моя она! И ее я не отдам. Ну вот, Аллилуйечка, и холку тебе сбила! Амазонка сраная!
— Ну зачем же так? В порядке там все с твоей кобылкой. Вот насчет всего остального — вряд ли!
— Да идите вы все!
Я смеюсь. Это чтобы не заплакать.
— И что он в тебе нашел? Но похожа… Черт! Как же ты на его Нинку похожа!
Я отбираю у нее повод, взлетаю в седло:
— Гоп-ля-ля! Марш! Марш! На волю, золотая моя… В пампасы! Подальше от этой срани импортной.
Я ставлю кобылку «на свечку», что она обожает, и мы вмиг вылетаем за ворота этой вонючей резиденции.
Плачу я уже на воле.
Хотя и не в пампасах.
В лугах возле Плетенихи.
Меня просто тошнит.
От всего.
Прежде всего — от Туманского…
Я валяюсь в траве.
Кобылка стоит надо мной и тычет теплым носом мне в нос.
Сухарики она уже слопала, сахарок схрумкала.
Теперь она требует любви и дружбы.
Это и мне бы очень даже не помешало.
Я все думаю: о чем они там теперь говорят, Сим-Сим и эта самая Марго?
Обо мне, конечно…
Ну не могут они про меня не говорить.
А они и говорят, добивая Цоевых осьминожек в тесте под соусом «Взрыв в Сайгоне» за обеденным столиком на террасе.
Марго ухмыляется, Сим-Сим бесится:
— Ну что ты рога выставила? Я всего лишь спросил, Маргуша, о чем ты могла толковать с этой… особой… И вообще, по-моему, она ужасно выглядит.
— Она выглядит неплохо, Семен. В ее возрасте это не так уж сложно. И вообще, если всерьез, она мне понравилась. И даже очень.
— С чего бы это?
— Ну, если уж совсем откровенно, то и Нинель… наша Нина Викентьевна Туманская… мне тоже всегда нравилась. И чем-то они до ужаса, до дрожи похожи. И не только внешне. В них есть сила, энергия, злость… и полная непредсказуемость. Я тебя понимаю, Семен. Я тебя теперь прекрасно понимаю.
— Ну хватит с меня, Марго. Ставим точку.
— Бабья у тебя, конечно, было, Сеня, немерено, но ты никогда не мог понять женщин… Ни одной… Даже меня…
— Ты слишком высокого мнения о хитросплетениях собственной души с собственным телом, Маргуша.
— Не обо мне речь. Неужели до тебя не доходит, что эта девочка тебя отчаянно любит?
— Кто?!
— Все, что она делала раньше, делает сейчас и еще сделает завтра, подчинено только одному: эта девочка почти безумно… безоглядно… и очень-очень храбро доказывает сама себе, что она сможет жить и быть без тебя.