— Картоха. Сорт «Чемпион-девять». Муляж, конечно. Экспонат из коллекции академика Иннокентия Панкратыча Басаргина. Слыхали про такого?
— Да что-то… где-то…
— А вот врать не надо. Не слыхали вы о таком, Алексей Палыч. Забыли его все… Деда моего. От филиала его института в Сомове уже и столбов не осталось: делянки, теплицы под коттеджи мэр Щеколдина пустила. А между прочим, он своими сортами после Отечественной войны половину России от голодной смерти спас.
— Что-то я… не улавливаю… Лизавета Юрьевна.
— Сейчас уловите. Да на дверь не смотрите: раз я здесь, я вас отсюда не выпущу. И успокойтесь: я не шиза… В общем, мужчин, особенно вашего типа, не кусаю. А вообще-то можете вы угостить молодую, сексапильную, обладающую могучим либидо, но тем не менее очень даже неглупую даму кофе? Хотя бы в память о «Президент-отеле»…
Он нажимает кнопку переговорника:
— Аркадий, два кофе…
— Мне с лимоном, пожалуйста.
— Ей — с лимоном, пожалуйста. А как насчет перекусить?
— Можно…
Обалдение?
Смятение?
Предчувствие?
Я никогда не могла понять, что со мной сотворилось такое при первой встрече с Лазаревым.
Наверное, всего было понемножку.
Конечно, я как бы мельком помянула затею щеколдинцев с монументом своей мэрше. На что он, пожав плечами, сказал, что в дела местных властей старается не вмешиваться. Я наперла на то, что именно академик Басаргин имеет гораздо больше прав на общественный памятник. И это дело горожан, ответствовал он. Насчет музея в дедовом особняке было обещано подумать.
Но, по-моему, было совершенно неважно, о чем мы там с ним толковали эти сорок минут.
Потому как все это время между нами шел тот самый неслышный разговор, который ведут нормальные мужчина и женщина, которых потянуло друг к другу.
В нем чувствовалось то, что называется породой. Как в элитном молодом добермане. Он был мило нескладен, путался в длиннющих руках и ногах, подергивал ноздрями тонкой резьбы, когда задумывался. И был уже научен мгновенно отключаться, когда уходил на какое-то важное решение, сосредоточиваясь только на нем. То есть от всего отгораживался, мгновенно опуская на свои темно-зеленые, почти черные глазища, какие-то невидимые щитки.
Бабы, конечно, от такого губернатора писаются…
По двум-трем фразам, в которых был помянут Кант, потому как я заметила вскользь, что дед брал штурмом Кенигсберг, ныне Калининград, и названо имя генетика Вавилова, я поняла, что его прилично подковали в университете.
Дважды при мне он разговаривал, извинившись, по телефону, причем один раз на инглише, и как бывшая «торезовка» я просекла, что это не «американский», а классический, припахивавший Оксфордом язык. Похоже, он стажировался или учился в Британии.