И как мне быть с фамилией?
Хотя Лазарева тоже вроде терпимо…
Наконец я вылезаю из дому во двор. Гришка в совершенно дурацком костюме «под взрослого» стоит на ступеньках крыльца, зажмурившись, а Гаша подрезает ему ножницами отросшую челку.
Нашла время.
Чуть поодаль стоит ресторатор Гоги с большой аляповатой папкой «Меню», напевая под нос бравурное.
Во двор влетает на своем скутере возбужденная Кыся:
— Лизавета Юрьевна! Папа Степа сердится: там журналистов понаехало, а вас нету!
— Каких еще журналистов?
— Разных. Аж из Москвы…
— Господи, нашли событие. Ладно, скажи Степан Иванычу: сейчас будем.
— Мам, а можно мне с Кысей поехать?
— Сегодня всем все можно.
Гришка, взвизгнув от восторга, усаживается на скутер, и они уносятся.
— Слушай, Гоги, я не понимаю: чего тебе от меня надо?
— Банкэт будэт?
— Не знаю.
— Я знаю. Будэт. Мой самый красивый ресторан видела?
— Да я там не бываю, Гоги!
Он впихивает мне в руки корочки:
— Теперь все время будешь. Посмотри меню. Слушай, мне на шашлык четырех барашков привезли. Знаешь откуда? С гор! Из Карачая! Черных. Самые исключительные. А вино? Настоящее деревенское. В бурдюках…
— На здоровье. Я-то при чем?
— Сделай хорошее дело, Лизавета. Приведи ко мне всех начальников! Я позову — кто придет к Гоги? Ты скажешь — он за тобой всюду пойдет.
— Кто?
— Такая красивая женщина! Такая умная женщина! Самая лучшая женщина в городе! Зачем вид делаешь? Кто тебя на своей тарахтелке по небу возил? Пусть он всех приводит. Пусть вся область знает: Гоги — это качество! И количество! Сам губернатор дегустацию сделал!
— Да отстань ты от меня. Со своим духаном…
— Не имею права. У меня тоже большой праздник! Каждый месяц Щеколдины приходили. Дажа сама Маргарита Федоровна. «Гоги, плати!» Год «Гоги, плати!», два года «Гоги, плати!», три года «Гоги, плати!». Сколько же можно? «Гоги, плати!» Нет. Почему не заплатить? Но не столько же!
— Гоги, миленький. Ну отвали ты от меня! Не до тебя мне сейчас. Я посоветуюсь. Что-нибудь придумаю…
— Ты запомни: я для тебя все сделаю! Только скажи, что делать.
Он уносит свою тушу за ворота.
Агриппина Ивановна заканчивает пудрежку. И хотя носяра у нее блестит как лакированный, она возглашает:
— Я готова!
— Наконец-то, — ехидничает элегантно обрюченная Элга.
— Ну, девки, пошли! — командую я.
Мы выходим из ворот и тут же останавливаемся. Гоги, оказывается, никуда не ушел, всунул башку в милицейский «уазик», который нас должен в сопровождении почетного эскорта из двух моторизованных ментов доставить на площадь Сомова, вслушивается. Водила-мент сидит за баранкой, поправляя верньер приемника, остальные топчутся по ту сторону «уазика».