— Не только. За тобой.
— Вот как… И ты уверен, что я тебе все простила?
— А ты уверена, что мне было… что прощать? Ну ладно-ладно… Хотя я и не знаю в чем, но я виновен.
— Нет, вы посмотрите на этого типа! Да ты смотрел как людоед на эту престарелую шлюху! Этой самой Марго Монастырской, с которой переспало пол-Европы, ты был готов задрать юбку… Даже при мне!
— Мамочка моя! И в этом все дело?
— Не знаю… Возможно… Но ведь и она вывалила перед тобой свое роскошное силиконовое вымя!
— Ну почему же вымя? И потом, я хочу сказать, что ты себя просто недооцениваешь, потому что ножки у тебя — ей и не снились.
Элга внимательно изучает свои ноги.
— Да? Ладно… Я тебя прощаю.
— Есть еще небольшая новость: послезавтра у нас с тобой свадьба. Я на тебе женюсь, понимаешь?
— Это правда?
— Да.
— Это не может быть правдой… Кажется, нужно подавать заявление, для которого необходима невеста.
— Ты меня плохо знаешь. Если бы не было тебя, я мог бы жениться хоть на бегемотихе! Я все пробил. В десять тридцать мы расписываемся во дворце на Комсомольском. С двенадцати торжественный обед в греческой таверне неподалеку… Логично переходящий в поздний ужин… До упора!
— А как же Лиз?
— Я не собираюсь жениться на Лизавете. Мне нужна ты! Если она тут сидит в кресле с орлом под державными знаменами и собирается перевернуть весь мир или, как минимум, этот городишко — это ее личное дело, Элга. Мне кажется, ты не подписывала контракта на героическое служение Отечеству в ранге чиновницы какого-то полусельсовета?
— Мне ее очень жалко, Михайлович.
— Пожалей лучше меня… И себя тоже. Объясняю! У тебя должен быть мужик… Муж! С которым ты будешь обязана спать в одной койке, кормить его, рожать ему детей и без возражений исполнять танец живота, если он, то есть я, этого пожелает.
— Мне кажется, что сейчас я имею совершенно уникальный сон… Нет… Я столько ждала, что этого не может быть! Я просто сплю.
— Проснись!
— Кузьма, у меня все пересохло. Мы можем здесь иметь хотя бы чай?
— Сейчас мы… Кипяточку и заварочки…
Он пропрыгивет к двери и приоткрывает ее. Дверь рядом с постом дежурной по этажу. Дежурная громко говорит по телефону, подкрашивая ресницы:
— Нет, ты представляешь? В такой должности — и ни стыда ни совести… Совершенно в открытую, как последняя шлюха, вламывается к какому-то жуткому мужику в номер и вытворяет с ним такое! Ну прямо все им позволено… Из приличной гостиницы — бордель… Хоть вывеску меняй!
Чичерюкин прикрывает дверь и растерянно смотрит на Элгу.
— Слушай, может, обойдемся без чаю?
Элга прыскает со смеху.
— Обойдемся, Михайлович, обойдемся.