…А мы со Степаном Иванычем уже в мэрии. Похоже, что в моем кабинете прошел листопад. Только из грязного снега. Мы разложили всю документацию по столу, креслам и даже по ковру. Ходим, перебираем листы, скоросшиватели, стараясь разложить их по годам.
— Видно, собирать это все ей сильно помогал друг сердца, или, как Кыська выражается, бойфренд, — констатирует несколько растерянный Степан Иваныч. — Она за него даже замуж собиралась… Всерьез… За горпрокурора Нефедова. Очень он старался, да что-то у них не так пошло… За что его и утопили…
Я листаю пухлое досье с фотографией торговой Шкаликовой и бросаю на стопку других таких же.
— Да… Вот это крючки! Весь бизнес в городе и вокруг. И все подвешены. А я-то сдуру считала, что тут только старика Щеколдина боялись…
— Фрол Максимыч — это так… Как сторож и пастух… Чтобы со стороны чужие к щеколдинскому дойному стаду не подобрались. А Рита со своим прокурором понимали — старикан не вечен. Им о себе надо было думать. Как город после него держать… И чем… То, что она на каждую персону накопала вместе со своим Виталиком, — страшнее любого Максимыча. Тут ведь все по закону. Взбрыкни кто-нибудь — и все как у людей: факты, следствие, суд, сроки…
— Представляю, как они радуются. Просто праздник, который всегда с тобой. Щеколдиниха на кладбище, дед смылся. Живи — не хочу!
— Ну что ж, попробуем в ножки бухнуться.
— К кому? Да у них среди зимы снегу не выпросишь.
— А это как попросить…
Я звоню радиокрысе домой и прошу ее немедленно явиться ко мне, потому как у меня для нее работа. Срочная. Может быть, даже на всю эту ночь.
Степан Иваныч поглядывает на меня и ни фига не понимает.
Пусть не понимает — мне все одно деваться некуда.
— Только учти, Иваныч… Собрать всю эту шоблу до кучи — это на тебе. Ты их знаешь — на тебя они придут. На одну меня — вряд ли.
…Дождь лупит — будь здоров, а мадам Шкаликова — в мехах. Вылезает из своей машины и, подобрав меховые полы по толстые коленки, бежит к двери Гогиного «Риони». Впускает ее вместо швейцара Степан Иваныч.
Милицейский «жигуль» с погашенными фарами стоит в темени, за мусорными баками.
— Ага… Ну вот и мадам Шкаликова, — отмечает Лыков.
— Чудно, — зевает Ленчик. — Швейцара шуганули, за него сам Степан Иваныч на дверях стоит. Семь человек прошли… Из первачей городских… И никого больше из публики… Гоги и повара убрал, сам готовит. Что ж у них там сегодня?
— Спецобслуживание.
В ресторанном зале полупусто. Гоги возится у единственного банкетного стола, накрытого к пиршеству. Разбившись на группки, по залу прохаживаются семеро значительных персон — те же, что и на первой гулянке. Степан Иваныч вводит в зал Шкаликову, поправляющую прическу.