— Да ваш Лохматов все правильно и говорил и делал. Это астма, Лиза, поэтому нам и на юг нельзя… Да и я всю аптеку с собой таскаю…
— Я «скорую» из области вызову.
— Не надо, Лиза, — твердо сказала она. — Ты уж извини. Но что-то я не доверяю здешним эскулапам… Нет, нам немедленно в Москву надо. Ее постоянный врач ведет. И в больнице уже изучили. Машину свою дадите, Лиза? У меня права с собой…
— Без вопросов, Люда. Только с бензином не знаю как…
— Да есть у меня в загашнике… Аж две канистры. Я залилась еще, когда он на два рубля дешевле был, — призналась Гаша.
— Ну, очередной спазм я, кажется, сняла. Кажется… Как бы опять не садануло…
Мы с Гашей забегали как сумасшедшие. Закутали девочку в одеяло, вынесли к машине.
— А ваши вещи, Люд?
— Пригоню назад машину — заберу. Вот не повезло. Мы же у вас и пробыли всего ничего. Ты уж прости…
— О чем ты? Слушай, там в машине куртка моя. Если что, накинь…
Мы бережно укладываем Машуню на заднем сиденье. Целуемся.
— Только ты звони мне. Сразу же.
— А как же…
Гаша крестит в дорогу мой «фиатик».
Машина сдает чуть назад, выбирается из ворот и тут же сворачивает в проулок — тут прямой выход на мост и трассу…
И никто из нас не обращает внимания, что в конце улицы у своего мотоцикла согнулся какой-то стриженный наголо сопляк и усиленно полирует тряпицей надколотую фару.
Я так устала, что даже на улицу не выхожу, и ворота закрывает Агриппина Ивановна.
Господи!
Знать бы мне тогда, что бормочет моторизованный сопляк в свою «трубу»!
— Дед, Лизавета с города на своей тачке линяет! Да нет, Фрол Максимыч, я с вечера тут… Как приказано! Никто к ней не заезжал… Она сама… Только что в сторону моста вырулила… Ладно, провожу…
А на территории агрофирмы Серафимы пригашены все заводские огни. В полутемени мечутся гастарбайтеры, забрасывая в громадную фуру картонные короба с сигаретами.
Рядом с фурой стоит Серафима в рабочем халате и ведет счет коробам, делая пометки в блокноте.
Фрол Максимыч сидит на корточках у проходной и с рук кормит собак, раздумывая. Когда звонит его мобила, он долго утирает руки платком от требухи и вынимает аппаратик.
— Ну? Точно? На Москву пошла? Тогда возвращайся, сынок. Это уже не твоего ума дело.
Старик долго стоит, чертя на песке своей клюкой загогулины, и, вздохнув, решается.
Неспешно натыкивает номер, говорит глухо:
— Карьер? Пашенька? Проснулся, золотой мой? Да, дедушка, дедушка. А подними-ка ты своего родителя. Ничего, раз дедушка просит — он проснется. Данила? Точно, ты? Тогда слушай… Только что из Сомова на Москву ушла одна тачка. Сколько до тебя? Значит, минут через сорок проследует через ваш переезд. Ну да, где-то полпервого ночи. Скоростной «фиат-палио». Цвет желтый. Да будет, будет он. Другого переезда на Москву нету. Номер 013 АР. За рулем женщина. Займись… ею. Нет, моим пацанам я ее не доверю. Только тебе. Прими… ее. По варианту четыре. Нет, никакого леса. И жечь не вздумай. А вот это правильно. Ну, с Богом, Данилушка. У них свой пиар, а у меня свой. Не понял? А и не надо…