Закревский убрал в сторону фото. И сглотнул, пытаясь вернуться к действительности. Ведь и похуже видел.
– Прошу прощения, Ваша честь, – выдал Каргин. – Я всего лишь пытаюсь понять, что в таком случае считается моральным ущербом, – он повернулся к жене и выкрикнул: – Что, Вера?
Вероника подняла на него равнодушные глаза и спокойно сказала:
– Это фотомонтаж. И я хочу экспертизу. Мария Витальевна?
Самородова быстро вскочила со стула и заявила ходатайство о проведении экспертизы об установлении подлинности фотоснимков.
Черта с два это фотомонтаж! Но разве был у нее еще какой-то выбор? Закревский перевел взгляд на Каргина. Тот только ухмылялся, но при этом лицо его сделалось багровым.
– Да хоть ядерную установку для расщепления на молекулы тащи. Мы-то с тобой прекрасно осведомлены, что это правда. Зубов, кстати, с тех пор и уволен.
– Господин Каргин, – негромко на ухо ему сказал Закревский. – Довольно. Всем все понятно.
Судья ходатайство, как и следовало ожидать, не отклонила.
Отмахнувшись от своей адвокатши, Вероника одной из первых ретировалась из зала суда. Но на крыльце здания она показалась не меньше, чем через полчаса, кутаясь в шубу и оглядываясь в поисках темно-синего Бентли. Выдохнув, она застучала каблуками по лестнице.
Крепкая ладонь схватила ее за локоть и дернула в сторону. Закревский, не говоря ни слова, повел ее к своему автомобилю.
Расплывшись в улыбке, Вероника семенила рядом.
– Понравились фотографии? – спросила она, заглядывая ему в лицо. – Темпераментный дяденька попался.
– Круто! Повезло тебе! – бодро ответил Закревский, открывая перед ней дверцу. – Любишь, значит, необычное?
– Ты нет?
– И я не из монастыря.
Он завел машину и тронулся с места. Ехать было недалеко. Припарковался возле торгово-развлекательного центра в двух улицах от здания суда.
– В кино давно была? – хрипло спросил Закревский, не глядя на нее.
– Ага, предпочитаю home-video.
– Ничего. Один сеанс переживешь.
Так же резко, как схватил ее у суда, выдернул из автомобиля. И, все еще сжимая тонкие плечи, укутанные в дорогой мех, вцепился в ее холодные губы яростным поцелуем. Вероника почувствовала себя в своей стихии. Она толкала его язык своим, прикусывала зубами, быстро прикасалась кончиком языка к внутренней стороне его щек, прижималась грудью и терлась о его брюки, и скалилась, чувствуя его возбуждение.
Он с сожалением отстранился и, глядя в ее затуманенные глаза, проговорил, почти не контролируя голос:
– Потерпи немного.
Взял за руку, и будто приличный молодой человек свою девушку, повел Веронику в центр. Они поднялись на верхний этаж, где располагался огромный сетевой кинотеатр. Петляя в толпе людей, у которых это был просто обыкновенный день, Закревский пытался прийти в себя. Но все, что он чувствовал – это горячее, клокочущее лавой внутри него… то, чему не было названия. Ярость, возбуждение, недоумение, страсть… И острое чувство – желание выместить все это клокочущее и горячее на ней. Чтобы она почувствовала то же болезненное… странное… что испытывал он.