- Я не знаю. Я не знаю, как вам быть. Я не знаю…
- Скажите, - упрямо проговорил Серж, почти нависая над ней и не сводя с нее глаз – глаз, то ли просто раздевающих, то ли сжигающих дотла, - скажите же. Просто ответьте. Если вы прогоните меня, я уйду. Ответьте только, как?
Немалых усилий стоило ей прийти в себя. Несмотря на его взгляд, несмотря на его близость, несмотря на собственные непозволительные мысли, не покидающие ее ни на минуту. Благородная герцогиня де Жуайез, будущая королева Трезмонская не должна выказывать и минутной слабости. Катрин вздернула подбородок и произнесла с чувством собственного достоинства:
- Мой покойный муж питал к вам дружеские чувства, уж не знаю почему. И в память о нем я не позволю себе прогнать вас. Но сочините, наконец, что-нибудь веселое. Неужели я о многом прошу?
Мгновение было упущено. Вот и все. Уж лучше бы прогнала. Серж Скриб выровнялся, расправил плечи. И с улыбкой проговорил:
- Ваше слово закон, моя госпожа. Веселое, стало быть, веселое.
Уже больше не терзая дульцимер, в совершенной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием дров в камине, Серж со злостью, какой в нем никогда к ней не было, запел:
Прекрасной, как богиня,
Милейшей герцогине
Достался трубадур.
Ее сразил амур.
Но ей в любви признаться?
Уж проще распрощаться.
Велит ей это гордость.
И благородный долг!
Она проявит твердость –
То гордости залог.
«Адьо, мадам! Бонжур!» -
Промолвил трубадур.
Да только герцогиня
Несчастна и поныне.
Катрин опустила голову и внимательно рассматривала перстни на руках, словно видела их первый раз в жизни. Они были подарены герцогом. Алмаз, сапфир, изумруд… Талисманы верности и преданности. Король Мишель подарил ей рубин. Символ любви… Подбородок предательски задрожал. На глаза наворачивались слезы. Ей бы прогнать дерзкого злого трубадура. Но это было выше ее сил. На самом деле она даже не представляла, как сможет отпустить его, если он однажды об этом попросит.
«Да только герцогиня несчастна и поныне», - мысленно повторила она.
Несчастная герцогиня склонила голову еще ниже.
Серж, глядя на нее, устало выдохнул. Он не знал, что еще может сделать. Сколько мучить и ее, и себя? Какой смысл искать чувство там, где есть лишь раскаяние? Раскаяние в былой ошибке, терзающее ее, не дающее забыться.
- Простите меня, - произнес он, наконец.
И, не спрашивая на то ее разрешения, поклонился и направился к выходу.
Катрин подняла глаза и посмотрела вслед уходящему музыканту. Вновь и вновь умирая с каждым его шагом. Не выдержав, она зажмурилась и сидела, боясь глядеть на него, пока не услышала, как тихонько скрипнула закрывшаяся дверь.