— Так чего эта зараза приходила? — первой нарушила молчание Лизавета.
Мать вновь помрачнела, отодвинула тарелку и впилась взглядом в лицо мужа, мол, ты вроде как глава семьи, ты и рассказывай.
— Да-а-а-а вот, хочет… чтобы, значит, Лидка замуж шла, — пробормотал отец.
— Чего? Замуж? Обхохочешься! Ой держите меня семеро! — деланно рассмеялась Лиза. — Мало ли с кем такое случается, на всех жениться, что ли?
— Она… она… прокурором грозит, вроде как девчонке восемнадцати нету, — боязливо оглядываясь на жену, шепнул Геннадий.
При этих словах Антонина всхлипнула, плечи жалобно поникли.
Младшая сестра хлопнула по столу, аж посуда зазвенела, бранные словечки хлынули из её рта таким потоком, что отец невольно заслушался, уважительно уставившись на свояченицу. Что ни говори, материлась Лизавета красиво, витиевато-сложными словесными конструкциями. А смысл длинного и эмоционального монолога сводился к тому, что Лида девушка недостойного поведения и Выриковой следовало бы лучше воспитывать дочку, а не увлекаться алкоголем. Потом все заговорили разом, молчал только Олег. Его единственным желанием было напиться и рухнуть в постель. Что он может предложить? Вон родители здесь, и тётка с бабаней придумают чего-нибудь.
— Может, ей денег дать, шалаве этой? — деловито намазывая хлеб маслом, предложила Лиза.
— И впрямь, Тонечка! — тотчас закивала бабаня. — Сунем ей денежку, пусть подавится да отстанет, стерьва такая.
— А не отстанет? Всю жизнь этой побирушке платить? — буркнула Антонина.
— И то, и то, — сразу согласилась старуха. — Такая хитрозадая эта Вырикова и денежку и приберёт, и прокурору нажалуется.
За столом вновь повисло тягостное молчание. Мать искоса бросила взгляд на Олега. На мгновение вместо высокого широкоплечего парня перед ней возник маленький мальчик с тугими щеками и смешными бровками. Теперь, когда сыну грозила настоящая опасность, она совсем перестала обвинять его в случившемся. В Антонине разом выключились все разумные доводы и остался только инстинкт самки, что будет защищать детёныша даже ценой собственной жизни и чужой тоже не пожалеет.
— Ты возьми хоть огурчика… Олег. Пьешь и не закусываешь, — тихо сказала она. — Не морить же себя голодом из-за всяких…
Он тут же почувствовал, что голос матери стал мягче и виновато жалобно кивнул в ответ.
Бабаня, не зря за глаза прозванная отцом «флюгером», засуетилась, подвинула Олегу заветную баночку со шпротами.
— Внучек, а вот рыбки покушай, лучку-то покрошить тебе? Ой, гляди-ка, люди добрые, парнишка наш белый-белый! Словно сглазили его!