— Ну что ж, тогда, думаю, приступим сразу к делу. Что могу вам сказать… Хлипок оказался наш иностранный гость, одна ночь в камере, расположенной рядом с пыточной — и из него можно веревки вить… И моего участия не потребовалось, перо писаря аж задымилось! Ежели желаете, можете сами попозже ознакомиться с протоколами, но основное я вам поведаю сам.
Я невольно заинтересовался. Ведь мне казалось, что все предельно просто — ну расскажет лордик о своей горячей привязанности к императрице, покается, что ради её благосклонной улыбки решился на смертоубийство. Так предполагаемая жертва-то — никому не известная дикарка, которую многие и за полноценного человека не посчитали бы… Тут гораздо большим проступком было само проникновение в императорские покои. При желании, можно было легко и с полным правом обвинить англичанина в шпионаже, а расплата за это грозила одна — казнь. Конечно, я не планировал доводить до такого, решил, что, основательно запугав слабохарактерного кавалера Марго, по-тихому вышлем его из страны, с пожизненным запретом пересекать границы Российской империи. Одним выстрелом хотелось мне убить двух зайцев — убрать с глаз долой несимпатичного мне лично человека и приструнить немного амбициозную женушку. Но брать на себя ещё один грех, отбирать ещё одну жизнь подданного королевы Великобритании? Это мне казалось перебором. Но если малодушный лорд с перепугу выдал информацию, которой заинтересовался сам глава Тайной канцелярии… А не послать ли нам гонца? — невесело усмехнулся я своим мыслям. И обратился к Игнату Михайловичу:
— Отправьте нарочного к графу Дарем. Срочно!
Взяв письменные принадлежности, услужливо поднесенные юным писарем, что следовал за нами на почтительном расстоянии, я набросал коротенькую записку графу, в которой просил незамедлительно прибыть в Тайную канцелярию.
Тем временем князь Скуратов, отдав распоряжения одному из своих подчинённых, увлёк меня по лестнице вниз. Мы входили в самую таинственную и страшную часть ведомства, о которой так много ходило слухов среди тех, кто здесь никогда не бывал. Те же, кто был знаком с подвалами Тайной канцелярии лично и сумел чудом унести свои ноги, хранили нерушимое молчание.
Устав считать ступени, я просто шагал, вслушиваясь в шорохи и стуки, что навевали тоску и апатию. Подобную гнетущую атмосферу можно было бы встретить в каком-нибудь средневековом замке с привидениями и призраками. Я поймал себя на мысли, что абсолютно не удивился бы, если б из-за очередного поворота на нас напрыгнул, звеня ржавыми кандалами, скелет в истлевших одеждах… Наконец мы вышли к массивной двери из прочных досок, укрепленных железными полосами. Игнат Михайлович потянул её на себя, ухватившись за солидное металлическое кольцо, заменявшее ручку. Я напрягся, ожидая противного скрежета петель, но дверь распахнулась совершенно бесшумно, открыв нашему взору святая святых — допросную комнату. Здесь нас уже ожидал Иван. Перебирая густо исписанные листы бумаги, он задумчиво что-то подчеркивал, хмурясь, покусывал кончик пера. Увидев нас, он подскочил: