— Не ругайтесь. Я может, вот-вот богу душу отдам…
— Ну, эт вряд ли, — покачал головой Будищев. — Доктор сказал, что ногу тебе оттяпает и тогда будешь жить… наверное.
— Как это, ногу оттяпает? — выпучил глаза Шматов.
— По самые яйца, — охотно пояснил кондуктор, — а может и вместе с ними. Потому как таким бестолковым лучше не плодиться!
— Да как же это! — резко понялся на кровати Шматов. — Я не согласный без ноги, а особливо без этого… я лучше сбегу!
— Гляди-ка, ожил!
— Чего?!
— Ничего-ничего, лежи. Скоро за тобой придут.
— Шуткуешь? — сообразил, наконец, Шматов от волнения переставший выкать. — Вот злой ты человек, Граф!
— Ну, раз тебе голову до сих пор не отбил, значит добрый!
— Напугал, проклятый, — продолжал бурчать Федя, опускаясь на свое ложе. — А я и поверил…
— Другой раз головой будешь думать, паразит. А то пристроился тут в госпитале. Тепло, светло и мухи не кусают.
— Кусают, — печально вздохнул парень. — А еще скучно, даже поговорить не с кем. Карим, ну тот парнишка, что мы в плен взяли по-русски ни бельмеса. Санитар разве зайдет, или госпожа Штиглиц.
— Проведывает, значит?
— Ага. Добрая барышня. Письмо помогла мне написать для Аннушки.
— Письмо? — удивился Дмитрий.
— Ну да. Почта-то работает. Чего же не написать, коли есть кому?
— Вот же, — чертыхнулся про себя Будищев, которому и в голову не пришло написать Гесе или Стеше хоть строчку.
— Не беспокойся, — поспешил успокоить его Шматов. — Я просил отписать, что ты, дескать, службой сильно занят, но просил всем кланяться. И госпоже Берг, и Степаниде Филипповне, и Сёмке.
— Спасибо, — досадливо буркнул Дмитрий.
— Так не за что, — развел руками Федя.
— А где твой сосед? — поспешил перевести разговор на другую тему Будищев.
— Карим-то? Да кто его знает, — пожал плечами денщик. — Небось, опять пошел за сестрами милосердия следом ходить.
— В смысле?
— А без смысла! Ходит за барышнями ровно телок, только глаза злые, как у волчонка.
— А они что?
— Да ничего. Госпожа Штиглиц жалеет его, а Сутолмина, бывает, подшучивает над мальцом. Он когда поймет, ажно зубами скрипит, а она хохочет… дурочка.
В этот момент в кибитку вошел фельдшер в чистом переднике поверх формы и почтительно обратился к Будищеву.
— Прошу прощения, господин морской подпрапорщик, только вашему денщику пора делать перевязку.
— Я уже ухожу, — кивнул Дмитрий, затем вытащил из кармана несколько монет и, не считая, протянул солдату: — Он мне не только денщик, так что заботься о нем хорошенько!
— И охота деньги тратить, — пробурчал при виде такого расточительства экономный Федор.