Грешник (Злобин) - страница 47

В общем, каждая поездка на рынок была для меня крайне интересной и донельзя волнительной. За один такой вояж я узнавал столько много нового про мир, в котором оказался, что мой прожитый в четырех стенах год казался чем-то до невероятного унылым и серым. Я раскрывал рот, когда заходила речь об обычаях далеких народов, слушал истории, как правитель какого-то мелкого союзного королевства смертельно оскорбил нашего императора, не приехав на какой-то там праздник, продемонстрировав тем самым пренебрежение. Ловил обеспокоенные обрывки фраз о каких-то военных столкновениях на границах и подмечал шепотки о грядущей большой войне.

Каждое новое услышанное мной слово немного расширяло границы моего познания и открывало маленькую крупицу нового мира. Но, к сожалению, у Эпимоса были несколько другие взгляды, и полезным долгое пребывание на базаре он не считал. Так что мы быстро, как только могли, завершали свои дела, и возвращались домой, чтобы продолжать стучать молотками по наковальне.

И жизнь в таком темпе продолжалась довольно долго, до самой зимы, которая, кстати, здесь от лета отличалась, дай бог, на десяток градусов. А причиной внезапного перерыва стало резко пошатнувшееся здоровье кузнеца. Уж не знаю, что стало тому причиной. Его вечная тоска по ушедшей от нас Ириде, бешенный темп работы, который он сам же и навязывал, постоянные злоупотребления брагой, растущая пропасть непонимания между его сыном и им или тяжелая работа на полный износ. Скорее всего, все вместе взятое. В последних двух пунктах, наверное, была моя вина. Ведь дело тут заключалось не в извечной проблеме отцов и детей, а в том, что я не был Данмаром, только и всего.

Закономерным итогом стало то, что Эпимос почувствовал себя неважно после очередного ударного дня, и поспешно отправился спать, не забыв, впрочем, по пути высосать половину кувшина кислого алкоголя. А утром он уже не смог подняться с кровати, потому что левая сторона тела его плохо слушалась. Я, конечно, не был большим специалистом в медицине, но это выглядело похожим на инсульт. И хоть случай кузнеца не был сильно запущенным, ведь он сохранил не только ясность ума, но еще и связную речь, но сам он сразу же сдался, не желая бороться со своим недугом.

Я ухаживал за ним каждый день, готовил еду и кое-как, насколько позволяла сила, заключенная в уже десятилетнем мальчишеском теле, омывал с трудом передвигающегося кузнеца. Эпимос же совсем потерял волю к жизни, и бросил все домашние хлопоты на несовершеннолетнего сына. Он начал пугающе стремительно худеть, и уже через пару седмиц напоминал лишь бледную тень себя прежнего. Все чаще он заводил разговоры о том, что скоро его не станет, и все подробнее и обстоятельней становились его лекции по ведению домашнего хозяйства или работы в кузнице, словно он и впрямь готовился оставить сына одного.