— Мы раздумываем, кому было известно о крысоловке. Получается, что практически всей труппе, — сказал он.
— Получается, что так, — сказал бутафор. Он пристально смотрел на бумажный пакет. — Это что? — спросил он.
— Где?
— Что это за пакет? Смотрите, он весь замызган.
Он был прав: сквозь бумагу просочилась жуткая влага.
— Это половина твоей крысы, Эрни, — сказал Перегрин. — Она в пакете.
— Так. Что это еще за игры? Вы вынули ее из ловушки и сунули в пакет. Зачем? Почему вы просто не сказали об этом, вместо того чтобы позволять мне выставлять себя тут полным дураком? Зачем это все? — потребовал объяснений бутафор.
— Мы не доставали ее из ловушки. Она была в сумке мистера Уэстерна.
Бутафор повернулся к Рэнги и пристально посмотрел на него.
— Это так? — спросил он.
— Именно так. Я сунул туда руку, чтобы достать палец моряка, — он скорчил гримасу, — и дотронулся до нее.
Он взял кошелку и протянул ее бутафору.
— Посмотрите сами. Там остались следы.
Бутафор взял кошелку и раскрыл ее. Он вгляделся внутрь и сказал:
— Так и есть. Следы остались. — Он уставился на Перегрина и Рэнги. — Это тот же самый чертов негодяй, что устраивал и остальные штуки.
— Похоже на то, — согласился Перегрин. — Лично я уверен в том, что это был не ты. Ты не способен так убедительно изображать недоумение. Или считать, что это смешно.
— Большое спасибо. — Он дернул головой в сторону Рэнги. — А он? Он не считает, что я это сделал?
— Уверен, что это не вы, — сказал Рэнги.
После долгой паузы бутафор произнес:
— Ладно.
Перегрин сказал:
— Я думаю, нам не стоит об этом говорить. Эрни, отчисти, пожалуйста, мокрое пятно в кошелке и положи ее обратно на стол с остальными двумя. Крысу выбрось в мусорное ведро. Мы слишком сильно на это отреагировали — вероятно, именно этого он от нас и добивался. С этого момента внимательно следи за всем реквизитом до того, как им начинают пользоваться. И никому ни слова об этом. Хорошо?
— Хорошо, — ответили оба.
— Так. Тогда расходимся. Рэнги, тебя подвезти?
— Нет, спасибо, я доберусь на автобусе.
Они вышли через служебную дверь. Перегрин сел в машину. Биг-Бен прозвонил четыре часа дня. Он сидел в машине и внезапно почувствовал, как сильно он устал и измотался. В этот час в субботу настанет решающий момент: это будет премьера пьесы, и на него ляжет тяжелое бремя. Он должен будет воодушевить актеров, должен будет надеяться на то, что случится чудо; он должен будет ощущать внутреннюю уверенность и каким-то образом должен будет передать эту уверенность актерам.
Зачем, зачем, зачем я занимаюсь постановкой пьес, думал Перегрин. Зачем я подвергаю себя этим мукам? И главное, зачем мне «Макбет»? А потом он подумал: слишком рано для таких мыслей. Еще шесть дней. О господи, помоги нам всем.