— Занят своим делом, — заметил Аллейн, наблюдая за ним.
— Непростая у него задача, — сказала Трой и добавила: — Я хотела бы знать, как себя чувствует этот мальчик.
— Я тоже.
— Как думаешь, мы можем что-нибудь сделать?
— Давай спросим.
Хэнли увидел их, сверкнул обворожительной улыбкой и подошел.
— Мы пойдем в столовую прямо сейчас, — сказал он. — Мадам просит не ждать ее.
— Как Руперт?
— Бедняжка! Так жаль, правда? Все ведь прошло так хорошо. Он в своей комнате. Прилег, но чувствует себя вполне нормально. Просил его не беспокоить. С ним все будет в порядке, — бодро повторил Хэнли. — Нервное переутомление в чистом виде. А вот и гонг. Пожалуйста, подайте пример другим гостям. Большое вам спасибо.
Все снова прошли через холл. У самого входа, полуприкрытый объемистой скульптурой беременной женщины, чей хитрый эльфийский взгляд словно намекал на тайное свидание, незаметно стоял человек в штормовке, с которой лилась вода: это был рулевой Лес. Хэнли подошел к нему.
Мебель в столовой переставили: теперь к большому столу добавили два дополнительных по бокам, и получилась буква Е без средней палочки. Три центральных места за главным столом предназначались для Соммиты, хозяина дома и Руперта Бартоломью, но все они стояли незанятыми. У каждого прибора стояли карточки с именами, и Аллейны вновь оказались среди важных персон. На этот раз Трой посадили по правую руку от мистера Рееса, а справа от нее сидел синьор Латтьенцо. Аллейн сидел рядом с пустым стулом Соммиты, а слева от него усадили жену дирижера Новозеландской филармонии.
— Это восхитительно! — воскликнул синьор Латтьенцо.
— Да, в самом деле, — кивнула Трой, не в настроении шутить.
— Это я все устроил.
— Что вы сделали?
— Я переставил карточки. Вас хотели посадить рядом с новозеландским maestro, а меня — рядом с его женой. Она будет в восторге от компании вашего мужа и не станет обращать никакого внимания на собственного. Он будет в меньшем восторге, но тут уж ничего не поделаешь.
— Ну и нахальство, — фыркнула Трой. — Должна сказать…
— Я, как вы, британцы, выражаетесь, урвал себе самый лакомый кусок? Кстати, мне очень нужно подкрепиться. Это был весьма болезненный провал, не так ли?
— С ним все в порядке? Я, конечно, не знаю, что тут можно сделать, но с ним есть кто-нибудь?
— Я его видел.
— Правда?
— Я сказал ему, что он поступил мужественно и честно. Я также признался, что в опере был блестящий момент — в дуэте, когда мы с вами обменялись взглядами. Он переписал его после того, как я смотрел партитуру.
— Это ему наверняка помогло.
— Думаю да, немного.