— Да, совершенно неподходящим. Mot juste[33], кстати.
— «Ля третьей октавы» звучало бы не так очаровательно.
— Да.
— Может быть, просто «Самая высокая нота». Хотя не понимаю, чего я беспокоюсь о названии, когда еще даже не сделала ни одного мазка на холсте.
— Она видела рисунки?
— Нет.
— И не увидит, если это будет в ваших силах?
— Именно так, — кивнула Трой.
Они сели. Синьор Латтьенцо уютно болтал, рассказывая Трой забавные случаи из мира оперы и из жизни знаменитой труппы, наполовину итальянской, наполовину французской, звездой которой была Соммита, и в которой внутренние распри были настолько сильны, что, когда зрители спрашивали в кассе, какую оперу будут давать сегодня вечером, менеджер вмешивался и говорил: «Подождите, пока поднимут занавес, Мадам» или (о боже!) «Просто ждите, пока поднимут занавес». Он очень развлек Трой этим рассказом и другими разговорами. Через некоторое время пришел Аллейн и сказал, что катер возвращается, и что вторая партия гостей готовится к отъезду.
— Ветер почти штормовой, — сказал он. — Телефон не работает — наверное, неполадки на линии. Радио и телевидение отключены.
— С ними все будет в порядке? — спросила Трой. — С пассажирами?
— Реес говорит, что Лес знает свое дело и что он не стал бы перевозить их, если бы считал, что существует какой-то риск. Хэнли ходит и уверяет всех, что катер мореходный, что он стоил целое состояние и пересек Ла-Манш во время шторма.
— Как я рад, — воскликнул синьор Латтьенцо, — что я не на его борту!
Аллейн раздвинул шторы.
— Его уже видно отсюда, — сказал он. — Да, вот он, уже у пристани.
Трой подошла к мужу. Там, за полускрытым за шторами окном, в темной пустоте двигались огни, искаженные сбегавшими по стеклам ручьями воды.
— Они поднимаются на борт, — сказал Аллейн. — Интересно, Эру Джонстон рад, что покидает остров?
— Должно быть… — начал синьор Латтьенцо, но его прервал на полуслове чей-то громкий, как сирена, крик.
Он раздался где-то в доме, перешел в неясное бормотание, потом возобновился и стал еще громче.
— О нет! — раздраженно проворчал синьор Латтьенцо. — Господи, что там еще?!
Ответом ему был пронзительный вопль. Он тут же вскочил с места.
— Это не Белла кричит!
Крик приближался. Вот он уже на лестничной площадке. Теперь рядом с их дверью. Аллейн направился к двери, но не успел до нее дойти, как она распахнулась, и на пороге появилась Мария; ее рот был широко открыт, и она кричала изо всех сил.
— Aiuto! Aiuto![34]
Аллейн взял ее за плечи.
— Che cosa succede?[35] — спросил он. — Возьмите себя в руки, Мария. Что вы сказали?