Шёл я как-то раз… (Карпов) - страница 97

На улице тявкнула и замолчала лайка.

– Рябчик пролетел, – спокойно определил дед, – Байкал на рябчика один раз лает. Хорошие собаки. Спасли меня нынче. Пошёл в кусты. Вот тут, из избы вышел, сто метров отошёл, штаны снять не успел – и медведь на меня идёт! Что делать? Ну, я палку какую-то хватаю и кричу: зашибу! Он на меня прыгнул, я в сторону – и по башке ему этой палкой! Палка пополам, я за дерево, за другое, к избе пячусь. Он опять на меня! Ладно – собаки услышали в избе, да дочь сообразила их выпустить, двери открыла. Если б не собаки – наверно, не дошёл бы до избы. Больно злой мишка был. А они его как поставили – я в избу, ружьё схватил, и прям с порога его убил. Глупый медведь какой-то оказался. Молодой. Двухлетка. Вкусный! Может, мать убили, мстить пришёл. Первый раз с ним встретились – и сразу драться! Не знаю… Мне семьдесят восьмой годик, всю жизнь в тайге прожил – такого никогда не случалось.

На другой день к рыбакам обещал прилететь вертолёт. Паша связался с базой и заказал кое-какие продукты и для нас. Правда, до базы оставалось всего два дневных перехода, но у нас кончался чай и сахар, а это равносильно тому, что в воздухе планеты кончался кислород.

Тут, приводя пример к правилу: «Идёшь в тайгу на день – бери припасов на три!», уместно будет вспомнить про рабочего Назаровской партии Васю Шакуна. Эта поучительная история случилась с ним, когда он по молодости работал в районе Туруханска. Сезон заканчивался, и его отряд эвакуировался вертолётом в Туруханск. За один рейс вертушка всё не подняла, поэтому около таёжной избушки остался ждать второго рейса Вася с однозарядной «тозовкой», две его лайки, мешок муки, железная кружка и топор. Остальной народ радостно помахал ему из иллюминатора Ми-8 и крикнул, что когда он через час прилетит вторым рейсом, водка будет уже налита и огурцы нарезаны. Второй рейс состоялся через сорок два дня. Когда вскоре после отлёта товарищей начался снег с дождём и упал густой северный туман, Вася, конечно, заподозрил недоброе, но если бы ему в тот момент сказали, что жить ему в этой лесотундре на воде и муке ещё полтора месяца – он бы наверно застрелился. Сначала он с удивлёнными собаками жарил прямо на печке-буржуйке муку до коричневого вида, заваривал её кипятком в кружке и такой болтушкой питался сам и кормил животных. Потом собаки посмотрели на Васю не как на хозяина, а как на еду, а Вася на собак – не как на собак, а как на женщин. Погоревав и не найдя взаимности, он их на всякий случай застрелил и съел. Потом стрелял рябчиков, куропаток, и даже попытался охотиться на лося, но близко подойти не смог, выстрелил издалека и попал тому куда-то по броне. Разъярённый лось гонял мужика по шикарному пейзажу на закате среди красивого векового сосняка, пока оба не устали и не согласились на ничью. Вскоре лёг снег, окончательно похолодало. Вася насобирал дров побольше, лёг на нары и впал в голодную спячку. И выжил! Как он потом рассказывал, первая мысль была – застрелить хмурого вертолётчика, который вылез из приземлившейся вертушки, потоптался по рыхлому глубокому снегу и сказал Васе недовольным тоном: