Он поднял бокал и, наклонившись и далеко вытянув руку, поставил его перед доктором.
— Где ж вы такой роскошный букет раздобыли? — с придыханием произнесла Наталья Петровна, не отрывая взгляда от цветов. — Сколько их? Раз, два, три… Вот с другой стороны…
— Не трудитесь, Наталья Петровна, — прервал подсчёт Ратманов. — Двадцать одна роза. Три раза по семь. Хорошее число, приносит удачу.
Он, скосив глаза, посмотрел на часы.
— Время на исходе. Поздно уже. Праздничный вечер к концу подходит, а доктора расшевелить нам не удалось. Сидит угрюмый, и даже к любимой своей утке едва прикоснулся. Может быть, заказать китайские булочки с ананасами? Что скажете, доктор? Повара ещё на месте, я их не отпускал.
— Не надо меня шевелить, — тихо, едва слышно ответил доктор.
— И то верно! — тут же согласился Ратманов. — Не буди лихо, пока… Пока лихо тихо сидит за столом! Я ведь знаю доктор, на какие опасные чудеса вы способны, потому и обращаюсь с вами с надлежащим почтением.
Ратманов прыснул нелепым, коротким, пьяным смешком и тут же замолчал, приложив палец к губам.
— Хотел бы поднять этот, как его… Бокал! Да, бокал хотел бы поднять за главное. За простое человеческое счастье. За семью, за…
— А я жду, между прочим! — неожиданно прервал Ратманова доктор.
Ратманов, кашлянув, замер на секунду. Потом опустил поднятый было бокал и посмотрел удивлённо на доктора.
Наталья Петровна, будучи профессиональным психиатром, привыкла за полтора года самого тесного, хотя и сугубо служебного, общения с доктором к чудачествам последнего (иногда на грани сумасшествия, а то — и за гранью…) отреагировала спокойно.
Она поняла, что полковник доктора всё-таки расшевелил, потому спокойно отпила глоток вина и, положив на тарелку гроздь чёрного греческого винограда, стала отщипывать не спеша одну за другой крупные ягоды, терпеливо пережидая разгорающийся скандал.
— Вы ведь не просто так на ужин напросились! — сильным, звенящим голосом выкрикнул Балицкий. — Мы дни рождения не отмечаем, мы ещё не родились!
— Доктор, успокойтесь, — примирительным тоном произнёс Ратманов.
Балицкий замолчал на секунду, тяжело вздохнул, потом встал и, подойдя к окну, отдёрнул шторы.
— Ночь… Полковник, ночью я особенно раздражителен. Наталья Петровна вам подтвердит. Она не любит ночные смены. Ночью я хожу по коридорам, в ночном халате и с фонариком в руках. Мне некуда идти, полковник. Вы посадили меня в сумасшедший дом!
— Нет! — возразил Ратманов.
Это короткое слово прозвучало так громко и отрывисто, что стало понятно — Ратманов лишь неимоверным усилием воли воздерживается от крика.