Ваормунд был неглуп. Он сообразил, что копейщики могут перехватить нас по суше и задержать, перебив достаточное количество гребцов. Но ему не хватило ума, чтобы посоветовать воинам бросать копья всем сразу. Человек способен уклониться от летящего копья или укрыться за щитом, а вот от дождя копий защититься труднее. Враги бросали тяжелые копья, и мы по очереди отражали их или смотрели, как они падают слишком далеко или слишком близко. Не все прошли мимо. Одному из гребцов попали в бедро. Острие нанесло глубокий порез, который отец Ода поспешил перебинтовать. Следующее отскочило от железного обода моего щита и чиркнуло по голой спине другого гребца. Но бо́льшая часть копий оказалась растраченной попусту. Мы продолжали грести, приближаясь к следующему повороту, который снова направит нас на север. На север, в Мерсию.
Ваормунд снял корабль с мели, и его люди вновь уселись за весла, но Иренмунд уже вел нас в следующую крутую излучину. Я заметил, что Беорнот намеревается метнуть копье в растерянных воинов на берегу, которым оставалось только смотреть, как мы проходим мимо.
— Нет! — остановил я его.
— Господин, я запросто могу нанизать одного из ублюдков, — возразил он.
— И дать им шанс метнуть копье обратно? Не бросай!
Люди Ваормунда растратили все свои копья, и теперь единственным его шансом было выиграть у нас гонку в гребле, но глубокая осадка корабля обернулась против него, а вода, на наше счастье, стояла очень низко. Обогнув поворот и направившись на север, мы заметили, как преследователи в очередной раз напоролись на мель. Мы гребли, увеличивая дистанцию с каждым взмахом весел. Справа и слева по-прежнему простирались болота, но впереди уже виднелись поросшие лесом холмы и дымки очагов. Река стала грязнее, со струями дурнопахнущей бурой воды. Тут, как я припомнил, находилась деревня — в том месте, где римская дорога из Лундена в Колнесестер пересекала вброд Лиган. Я опасался, что восточные англы могли поставить на переправе заслон. Мы шли теперь между густыми зарослями ив, ветви которых цеплялись за мачту и за рей. Из какого-то дома в деревне поднимался дымок. Когда показались первые жилища, Бенедетта подошла ко мне и встала рядом.
— Воняет! — сказала она, наморщив носик.
— Дубильщики, — пояснил я.
— Это кожи так пахнут?
— Шкуры вымачивают в дерьме.
— Это грязно.
— Мир полон грязи, — отозвался я.
Бенедетта помедлила.
— Мне нужно кое о чем попросить тебя, — сказала она, понизив голос.
— Говори.
— Невольницы, — произнесла Бенедетта, кивнув в сторону носа, где сидели, сбившись в кучку, освобожденные из усадьбы Гуннальда девушки. — Они напуганы.