При Эдгифу находились четыре женщины — ее служанки или фрейлины, по моему предположению. Одна держала мальчишку всего лет трех или четырех от роду, у двух других на руках были младенцы. Еще был священник в черной рясе.
— Госпожа, лорд Утред прав, — нервно сказал он.
— Но мой брат придет! — Эдгифу смотрела в сторону Фэфрешема, словно ожидая, что воины с быками или мечами на щитах вот-вот явятся ей на помощь.
— А еще придет целая орава дружинников олдермена Этельхельма, — напомнил я. — И пока не ясно, кто победил, нам стоит оставаться на корабле.
— А нельзя нам вернуться? — взмолилась Эдгифу.
Я внимательно смотрел на нее. Без тени сомнения, она была прекрасна. Кожа белая как молоко, темные брови, черные волосы, пухлые губы и взгляд, полный вполне объяснимой тревоги.
— Госпожа, ты просила моей помощи, и вот я здесь, — проговорил я настолько терпеливо, насколько мог. — А я не смогу тебе помочь, если ты вернешься в город, полный воинственных мужчин, половина из которых желает смерти твоим детям.
— Я… — начала было она, но передумала.
— Мы пойдем туда, — стоял на своем я, указывая на север. Я обернулся, но погони по-прежнему не заметил. — Вперед!
Эдгифу повела свою лошадь рядом с моей.
— А мы не можем подождать, чтобы выяснить, что произошло в Фэфрешеме? — спросила она.
— Можем. — Я кивнул. — Но только после того, как окажемся на борту моего корабля.
— Я переживаю за брата.
— А за мужа? — грубовато осведомился я.
Эдгифу перекрестилась:
— Эдуард умирает. Возможно, уже умер.
— И если это так, — все еще резким тоном продолжил я, — то Эльфверд стал королем.
— Подлая душа, — прошипела молодая женщина. — Злое создание. Отродье дьяволицы.
— Которому убить твоих детей — все равно что котят утопить, — напомнил я. — Поэтому нам следует доставить тебя в безопасное место.
— Где же такое найти? — Вопрос исходил от одной из спутниц Эдгифу, единственной, не державшей ребенка. Она повернула лошадь так, что заняла место слева от меня. — Куда мы поедем?
Было очевидно, что английский, на котором она говорила с легким акцентом, не родной для нее язык.
— А ты у нас кто? — осведомился я.
— Бенедетта, — представилась она с достоинством, заинтриговавшим меня.
Заинтересовало меня и необычное имя, не встречающееся ни у саксов, ни у данов.
— Бенедетта… — повторил я не слишком уверенно.
— Я родом из Лупиэ, — гордо заявила она. Когда я промолчал, продолжила: — Тебе не приходилось слышать про Лупиэ?
Должно быть, во взгляде моем читалось недоумение, потому что за меня ответила Эдгифу:
— Бенедетта из Италии!
— Рим! — воскликнул я.