Он заполнял планами побега каждую свободную минуту.
В одной из факторий, где стояли срубы из таких шершавых бревен, что можно было на ходу подцепить занозу, Ярви показал Триггу хорошенькую служанку. А сам, пока старший надсмотрщик отвлекся, вместе с солью и травами купил себе кое-что еще. Листья спотыкач-травы — достаточно, чтобы всей корабельной страже отяжелеть и размякнуть, а то и погрузиться в сон, если получится подобрать верную дозу.
— Как там наши деньжата, малый? — прошипел ему Тригг обратной дорогой на «Южный Ветер».
— Я уже кое-что придумал. — И Ярви сдержанно улыбнулся, представляя в этот миг, как скатывает сонного Тригга за борт.
На посту хранителя припасов его куда больше ценили и уважали, чем на королевском престоле, да и пользы от него, честно говоря, было намного больше. Весельным рабам хватало еды, их одежда стала теплее, и на мостках его встречали их ворчливые приветствия. В море, во время плавания, в его распоряжении был весь корабль, но, как бывает со скрягами и пьяницами, такой глоток воли лишь сильнее разжигал его жажду свободы.
Когда, по мнению Ярви, его никто не видел, он ронял возле рук Ничто хлебные корки, и тот быстро запихивал их под свои лохмотья. Однажды их взгляды пересеклись, но Ярви все равно не понял, заслужил ли он у скоблильщика благодарность — в этих ярких, впалых, чуждых глазах вряд ли сохранился проблеск чего-то человеческого.
Но мать Гундринг повторяла не раз: делай доброе дело ради себя самого. И он продолжал ронять корки, когда выпадал случай.
Шадикширрам с огромным удовольствием отметила возросший вес кошелька, и с еще большим — качество вина, ставшее возможным отчасти из-за того, что Ярви стал покупать его весьма солидными партиями.
— Этот урожай явно лучше тех, что приносил Анкран, — заключила она, изучив цвет вина сквозь стекло бутылки.
Ярви поклонился.
— Под стать вехам вашей славы. — Когда он вновь сядет на Черный престол, подумал и решил он под маской улыбки, то поглядит, как ее голову насадят на пику у Воющих Врат, а пепел этой клятой лохани развеют по ветру.
Иногда, с наступлением темноты, она подставляла ему ноги, и пока Ярви стаскивал с них сапоги, заводила то или иное предание о своей минувшей славе, где имена и подробности текли как масло с каждым новым рассказом. Потом она называла его хорошим и умненьким мальчиком, и, если ему в самом деле везло, угощала остатками со стола и жаловалась, что ее погубит собственное милосердие.
Если удавалось сдержаться и не набить объедками рот на месте, он относил их Джойду, а тот передавал Ральфу. Анкран же сидел между ними и угрюмо таращился в никуда. На его бритом черепе подсыхали свежие царапины, а запекшееся лицо после ссоры с сапогом Шадикширрам приняло совсем иную форму.