— «Боже, что это?» — театрально прокомментировала я его тогдашнее выражение лица, и судя по тому, как поморщился Стэнфорд, попала в яблочко. — Да вы просто купились на мой сертификат стрелка на отборе, а когда увидели, что я собой представляю воочию, чуть мозг себе не сломали: «Что же я с ней делать буду?» Но папа Стэн ведь перед трудностями отступать не привык. Он всех, кто не может — научит; тех, кто не хочет — заставит; а слабых и убогих возьмет под свое большое крыло — и как защитит. Не нужно надо мной кудахтать, словно я птенчик желторотый. И таскать меня как собачонку подмышкой тоже не стоит. Это унизительно. Я кадровый офицер с десятилетним стажем ведения боевых операций. И я отличный снайпер, черт побери. Если вас нервирует мой рост — пошлите меня на хрен из команды. Я пойму и не обижусь. Но не позорьте перед всеми.
Задыхаясь от избыточной экспрессии, я схватила стакан с водой, осушив его залпом.
— Все? — не меняя ни позы, ни выражения лица уточнил Стэнфорд. — Еще есть какие-нибудь претензии?
— Мало?
— Да нет, — пожал плечами мужчина. — Я, в принципе, понял, что был не прав. Исправлюсь.
У меня отвалилась челюсть. Нет, правда. Я такого еще за всю свою карьеру не видела. «Был неправ. Исправлюсь». И все? Винторез бы уже слюной весь стол забрызгал, утверждая, что действия начальника не обсуждаются, а мое мнение на этот счет никого не интересует.
— Твой рост меня не нервирует, — внезапно вновь заговорил Стэнфорд. — Он у меня вызывает несколько иные чувства… Диаметрально противоположные. И да, я привык защищать тех, кто меньше меня и слабее, но мне кажется, это естественно для нормального мужчины. Что касается собачки… Не думал, что ты так это воспримешь. Я действовал на инстинктах. Времени было в обрез, и я посчитал, что перенести тебя самому будет намного быстрее и безопаснее. Извини, если обидел.
И опять он просто убивал меня своей искренней простотой, лишая желания и сил с ним спорить. И те доводы, которые он сейчас так спокойно приводил, почему-то больше не казались мне обидными и принижающими мой профессионализм.
Сейчас Стэнфорд говорил не как начальник, который мог размазать меня по столу одной короткой и хлесткой фразой, он говорил как человек — чувствующий, думающий и анализирующий. И этот человек вызывал у меня искреннее уважение.
— Принимаются, — на выдохе произнесла я, не веря, что опять говорю это Стэнфорду. — Извинения принимаются.
— Обещаю, что в следующий раз, если решусь тебя куда-нибудь перетащить, спрошу разрешения, — заявил босс.
На секунду представила себе, как посреди боя Стэнфорд станет галантно расшаркиваться передо мной, и начала смеяться. Нет, ну идиотизм же. А я тоже хороша, нашла, на что обижаться.