Тем, кто прибыл на неделю-другую позднее, пришлось догонять учебную программу. К счастью, в «самолетном» разделе мы продвинулись недалеко, а на уставы можно было и не обращать внимания. На фронте строевым не передвигаются – больше бегом или ползком.
В свободное время выбирались в город. Парни отчаянно пытались найти бухла. И находили по ломовым ценам. Я изображал из себя трезвенника и язвенника, то есть контуженика: выпью – с катушек слечу. Поэтому если и ходил, то только за компанию. То, что я «непьюш-ш-ший», позволило сохранить часики, с таким трудом добытые на «толчке». А вот многие орлы остались без своих «сокровищ»: портсигаров, перочинных ножей, часов, компасов, кисетов. В принципе они им были и не очень-то и нужны. Один сокол умудрился пропить сапоги, вписанные в карточку довольствия, и получил тут же «по ушам». Еле вымолил потом, чтобы его оставили в «учебке», а не отправлять в пехоту. Старшина у нас был не «зверь», но въедливый и придирчивый. Так что пропажа сапог зафиксировалась мгновенно и организационные выводы последовали незамедлительно.
Еще товарищи пилоты были твердо уверены в своей мужской неотразимости. Не учитывали только местной специфики. Район Щелково – Монино и фронт – это две большие разницы, как говорят в Одессе, Париже, Ростове и так далее (остановка – по требованию). Молоденьких девушек я не обнаружил даже в Павлике. Дамам постарше было не до глупостей. Завораживать женщин летной формой в Монине или Щелкове можно было с таким же успехом, как продавать холодильники эскимосам или самовары в Туле. Поездка в Москву была сопряжена со знакомством с комендантским патрулем. В этом случае становилось уже не до выпивки и не до женского пола.
На занятиях оценил ручку-самописку. Перо оказалось достаточно тонким и хорошо скользило по шершавой желтоватой бумаге тетрадок. Правда, приходилось из-за неважного качества этой продукции бумажной промышленности постоянно чистить кончик пера. Примерно раз за страницу, а то клякс бы наставил словно первоклашка. Писать, перерисовывать схемы пришлось в достатке, почти как в институте. Наши наставники осторожно советовали нам сохранять конспекты и записи. Методичек не хватало, и новые наставления по боевому применению были не во всех ШАПах. А старые разработки… Нам как-то выдали одно такое произведение на руки. Методичка представляла собой листок примерно как А4, с напечатанным текстом. Без схем. Содержание было посвящено обобщению боевого опыта по применению штурмовой авиации. Судя по тексту данного трактата, его изобрела юная девочка-машинистка из штаба саперного полка. Найденные материалы и сделанные выводы были получены на основании нескольких свиданий с техниками или оружейниками бомбардировочного полка, который летал на «сушках» или на «СБ». Редактирование текста осуществлял замполит кавалерийского корпуса. Даже наш Боровичок с бубнящими интонациями, который пытался преподавать матчасть, выразился о недостатках применимости данной методички по прямому назначению («…а для туалета бумага слишком жесткая. Впрочем, если помять хорошенько…»).