— Зачем мне предъявлять миру свою слепоту?
— Черт. Простите.
— В качестве извинений с удовольствием приму еще один коктейль.
— Никогда раньше не смешивал коктейли для таких. Ну, как вы.
— И как ощущения?
— Честно говоря, чувствую облегчение. Можно наконец-то не выделываться.
— Выделываться?
— Ну, знаете, подбрасывать шейкеры, драматично поджигать содержимое стакана.
— Глаза б мои не смотрели!
— Да нет, я… Простите…
— Великодушно прощаю. Я последний посетитель?
— Да.
— Сделайте и себе коктейль. Давайте выпьем. Вместе?
— Вам раньше говорили, что вам очень идут очки?
— Перестаньте. Я же не барышня, чтобы переживать из-за того, как выгляжу.
— Что такого в том, чтобы переживать?
— Я человек консервативных взглядов. «Безнадежно отсталый», как сказала бы молодежь.
— Молодежь так уже лет десять не говорит.
— Вот видите.
— А давно вы? Ну, ослепли?
— Пожалуй, что давно.
— Вы знаете, что в нашем баре панорамные окна?
— Все шутите?
— Простите. Снова.
— И что же там? В этих окнах?
— Белые ночи. Люблю это время. Кажется, будто город вообще не спит.
— Что ж, пожалуй, действительно необычно.
— Я могу спросить?
— Спросите.
— Вы работаете?
— Да.
— Ого. Мощно.
— Отчего же? Вы не работаете разве?
— Но я-то не такой. Ну. Как вы.
— Думаете, вам легче?
— Думаю, что вам тяжелее. А кем вы работаете?
— Я пианист.
— Сыграете?
— No one seems to love or understand me…
— Какая-то знакомая мелодия.
— Это «Bye, bye blackbird».
— Инди-поп?
— Какой, прости господи, поп. Это джаз!
— Не самый популярный, кажется, жанр. И где вы играете?
— В основном, в Европе.
— Намучались, наверное, с карантином.
— Да уж, постковидный мир на мир светлого будущего явно не похож.
— А вы как думаете: это все-таки лабораторная история или просто так сложилось?
— Вот уж не думал, что молодежь верит телевизору.
— Вы еще скажите, что мирового правительства не существует и что масоны ни в чем не виноваты!
— Нельзя шутить таким серьезным тоном.
— «Можно все»! Между прочим, наш бар так и называется.
— Какое опасное название, не находите?
— Отчего же?
— Разве потворство человеческим желаниям без ограничений — надежная философия?
— Это же просто название места, куда приходят с удовольствием провести время, а не индульгенция от всех грехов.
— Это вы так думаете.
— Ну знаете ли. Если каждый раз пытаться докопаться до самой сути, то можно заболеть хроническим драматизмом.
— «Во всем мне хочется дойти до самой сути…»
— Бродский?
— Пастернак.
— Удивили. Здесь все только и говорят, что о Бродском.
— Если вас это успокоит, я был на его могиле.
— И как там?
— В основном, безлюдно.
— Он, кажется, в Италии похоронен?