Мне не идет красная помада
Бросают всех по-разному, а летят все по-своему.
Перед броском, замахиваются, чтобы подальше отбросить и кидают. В сторону, чтобы уже никогда не спотыкаться. Кто-то сильнее кидает, кто-то так, как от мухи отмахивается, а бывают такие благородные броски, в которых бросатель себя в белом пальто и на пьедестале видит. Знаете, такие книжек начитаются, историй наслушаются и благородными рыцарями себя вообразят. И ничего, что нет коня. Ну нет так нет, они все равно аккуратно так бросят, красиво медаль себе повесят. Мол, я же молодец, честно поступаю. И молодец же. Что скажешь.
И летит этот брошенный или брошенная.
Как летит? Да как кинули, так и летит. По-разному.
Помните, забава в детстве была. Найти самый красивый, водой обласканный, без углов, трещин камушек замахнуться и бросить что есть силы, чтобы он долго-долго скакал по водной глади эдаким блинчиком. Вот я, как тот блинчик, и летела, брошенная красивой и сильной рукой, пять лет — целых пять лет. Но это будет потом, а пока было лето.
В то лето жара для наших широт стояла лютая. Влажность и тополиный пух. Трудно дышать. Пух везде: на ресницах, в волосах, в носу. Я чихаю. Еще с детства мне трудно дается жить в духоте и единственная поза, в которой я могу нормально соображать — поза звезды. Мокрая после душа, не прибегая к помощи полотенца, плюхнуться на кровать и замереть, раскинув руки и ноги. И вот так, испаряясь капельками на загорелом теле, приходить в себя после душной улицы.
Вымотанная жарой, бегу домой после работы, мечтаю о душе. Футболка прилипла ко всем выпуклостям, босоножки натерли ногу, сумка врезалась тонкими ручками в плечо, и лишь льняные широкие брюки дарят комфорт. Шаг, второй, третий, остался последний рывок в магазин и все — я почти дома.
— Девушка, давайте познакомимся! — красивым баритоном кто-то прозвучал рядом.
Я остановилась, покрутила головой и не увидела никого, кому бы мог принадлежать этот голос. Лишь пара машин на стоянке, дворник, скребущий асфальт лысой метлой, дедуля, отчаянно трясущий коляску с плачущим внуком, и гологоловый тинейджер, смешно подрыгивающий ногами.
Я перебросила сумку на другое плечо, взлетела, ну как могла с натертыми то ногами, по ступенькам и нырнула в спасительную прохладу магазина. В молочном отделе замерзла, ноги окоченели, босоножки стали сваливаться и тереть еще больнее. Вот так всегда в жизни моей — то жарко, то холодно — никакого постоянства.