.
Однако несмотря на пафосную репутацию Могилевича как «самого опасного бандита в мире»[591] (в ордере ФБР он проходит по категории «вооружен и опасен»), он все же не может считаться классическим преступником. Скорее он человек номер один, к которому будут обращаться бандиты при необходимости пристроить криминальные доходы. В этом отношении он напоминает Люси Эдвардс, бывшую вице-президента Bank of New York, которую вместе с мужем — натурализованным иммигрантом из России — обвинили в отмывании примерно 7 миллиардов долларов, поступивших из России в период между 1996 и 1999 годами[592]. Именно такие специалисты стимулируют развитие глобальной преступной деятельности.
Когда «вор» перестает быть «вором»?
«“Воры” ушли, а с ним ушли их законы и их культура».
«Нынешние преступники — совсем другие. Они не следуют правилам старых “воров”».
«Пусть даже “воры” были такими, какими их описывала пресса, со своим кодексом и своим языком, все это уже в прошлом».
Из разговоров с тремя москвичами[593]
Моим первым процитированным собеседником был действующий полицейский, вторым — давно завязавший мелкий преступник, третьим — журналист. Тем не менее их точки зрения на удивление похожи. Интересно, что, хотя до сих пор есть люди, называющие себя «ворами в законе» (особенно «апельсины»), само понятие «вор» уже почти не используется. Но как может существовать «воровской мир», состоящий только из вождей и лидеров, без «пехоты»?
То, что российская организованная преступность смогла создать столь сложную сервисную экономику, немало говорит о ее масштабах, сложности и стабильности. В ходе этого процесса старые «воры в законе» постепенно вымирают. Если в прежние времена вы носили не положенную по статусу татуировку, существовал немалый риск, что ее срежут ножом — в лучшем случае; теперь же вы просто платите деньги и делаете любую татуировку. Заработав деньги и выйдя из тени ГУЛАГа, «воры в законе» утратили свою старую культуру и связи. В прежние времена именно нарушение закона отделяло преступника от остального общества. Теперь же это лишь один из маршрутов к власти и процветанию.
Тем не менее «воров» рано списывать со счетов. Нужно признать, что старые методы работы устарели (не считая сферы уличной преступности). Скачок от «блатного» к «суке» был не столь радикальным и уже точно менее заметным, чем превращение маргинального бандита 1970-х или рэкетира 1980-х в современного преступника-бизнесмена. Однако определенные пережитки все же остались, а схема развития сравнительно проста: охота на деятелей черного рынка, взаимодействие с ними и как главная цель — участие во всех видах экономики, формальной и неформальной. Бандиты перестали быть ограниченным и изолированным меньшинством, выживание которого зависело от связей и насилия. Теперь им не нужны прежние методы формирования и сохранения своей общины. Кодекс продолжает жизнь в форме «понятий», доминирующих в преступном мире, — или как минимум ощущения того, что «честный вор» должен отвечать за свои слова. Хотя привычка проводить «сходки» осталась, но мне самому доводилось слышать, как это слово использовалось вполне уважаемыми бизнесменами в контексте встречи с компанией-конкурентом без какой-либо иронии или брутальности.