Джинн был серьезно встревожен. Если этот человек, кем бы он ни был, все про него понял, наверное, следует позаботиться о своей безопасности? Рассказывать об этом Арбели бесполезно: тот сразу же запаникует и потребует, чтобы Джинн сидел в запертой комнате, задернув шторы на окне. И потом, думал он, понемногу успокаиваясь, этого старика ведь считают сумасшедшим и выглядит он соответственно, поэтому, что бы он ни болтал, никто ему не поверит. Достаточно просто понаблюдать за ним.
Арбели этим утром был в прекрасном настроении: он получил заказ на большую партию суповых кастрюль.
— Доброе утро! — весело приветствовал он Джинна. — Как прошла ночь? Глиняных женщин больше не встречал?
Джинн подумал, не рассказать ли ему о Големе, раз тот все равно уже знает, но отказался от этой мысли. Ему нравилось иметь свой секрет, над которым жестянщик не мог упражняться в остроумии.
— Нет, — покачал он головой, — не встретил никого интересного.
Он повязал фартук, разложил свои инструменты, и Арбели так ничего и не узнал.
После трех дней, проведенных в больнице на острове Суинберн, в болезни Майкла Леви случился перелом, после которого он пошел на поправку. Еще две недели он оставался в палате, питаясь бульонами и протертыми овощами и гуляя в сопровождении сестер по продуваемым насквозь коридорам. Врачи объяснили ему, что болезнь была следствием плохого питания и малокровия. «Вам надо жениться, — советовали они. — Пусть хорошая жена вас немного откормит».
Он ел, спал и выздоравливал. От правления приютного дома пришло письмо с пожеланием скорейшего выздоровления, из чего Майкл сделал вывод, что в его отсутствие дела в общежитии идут совсем плохо. Как-то ночью сестры застали его за тем, что он расхаживал по палате и уговаривал остальных пациентов не отчаиваться и еще раз попытаться пройти медицинскую комиссию на острове Эллис. Они тут же загнали его обратно в кровать и пообещали снова привязывать, если такое повторится.
Выписался из больницы он только перед самым Новым годом. Стоя у поручней парома, Майкл радовался бьющему в лицо холодному ветру и любовался темной бурливой водой. Он прибавил пять фунтов и уже несколько месяцев не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Майклу даже казалось, что его болезнь — это прощальный подарок от дяди, позволивший ему наконец отдохнуть и расслабиться. Конечно, больница мало напоминала курорт, но на настоящем курорте он никогда и не был.
Паром отошел от причала и, пыхтя, двинулся против течения. Уже совсем стемнело. Заколоченные на зиму дощатые домики Стейтен-Айленда и Бруклина дремали по обоим берегам. На севере залива показался кончик Манхэттена, и Майкл почувствовал, что спокойствие покидает его. Какой хаос творится сейчас в приютном доме? Ветер усилился, но он оставался на палубе и смотрел, как проплывает мимо статуя Свободы, словно старался набраться сил от ее спокойного и сочувственного взгляда.