— Мария, я думал о тебе и…
Но девушка, видно не заметив протянутой руки, бросила на Джеордже быстрый взгляд и опустила глаза на комья белой высохшей земли.
— Не надо, господин директор, не заботьтесь больше обо мне… Я рассказала все батюшке.
— Ну и что же он? — обеспокоенно спросил Джеордже.
— Ничего… Его больше нет в доме…
— Как нет? Уехал из деревни?
— Нет… Куда ему ехать? Но дома все одно, что нет… Большое вам спасибо. Прощайте.
Джеордже приподнял крышку одного из ульев, и пришедшая в голову аналогия показалась ему фальшивой и банальной. «Мы по-своему слабы, — думал он. — И я и сын. Стараемся прилепиться к чему-нибудь или к кому-нибудь, чтобы обрести самих себя. Только глупцы, как Октавиан, могут считать себя сильными…»
Джеордже направился к протоке. Камыш здесь буйно разросся и беспокойно шумел на ветру. Дан и Эдит сидели на берегу и бросали комочки земли в зеленую неподвижную воду. Услышав шаги, девушка встала и покраснела от смущения. На ней было белое платье в яркую зеленую крапинку. Ветер раздувал подол, и Эдит в страхе придерживала его обеими руками.
— Обед готов, пойдемте домой.
Дан смеялся, сверкая белыми зубами, и выглядел совсем еще мальчиком.
— Знаешь, папа? — оживленно болтал он. — Мы с Андреем вырыли здесь убежище, когда ждали бомбежек. Потом мы похоронили в нем Пуфи, на этом дело и кончилось.
— А вы, Эдит, знакомы с Андреем?
— А как же, — засмеялся Дан. — Боится его, как огня.
— Почему вы все время молчите, Эдит? — спросил Джеордже.
— Потому, что вы обращаетесь ко мне на «вы».
У девушки был приятный, немного гортанный голос.
— Хорошо, я буду говорить вам «ты»…
— Она говорит неправду, папа. Конфузится, поэтому и молчит.
Эдит снова залилась румянцем и бросила на Дана быстрый, как молния, взгляд.
— Эдит решила, что мама очень огорчена нашей свадьбой.
— Замолчи! — воскликнула девушка и вцепилась ногтями ему в руку.
— Я ее уверяю, что это неправда, — продолжал Дан. — Говорю ей, что ты коммунист и поэтому…
— Замолчишь ты наконец? — остановил сына Джеордже. Он подошел к девушке и взял ее за подбородок. — Эдит, я ничего не знаю о тебе, слышал только, что на твою долю выпали большие испытания.
— Отец считает, что страдания сближают, верит в диалектику страданий, — серьезно сказал Дан.
— Пойдемте лучше обедать и оставим эти серьезные темы. Вы еще дети. Слишком молоды… Этим все и объясняется.
Обедали в кухне. Как только солнце склонялось к западу, здесь становилось сумрачно. На полках тускло поблескивали медные кастрюли. Все казалось темным от копоти и унылым.
С необычными для него подробностями Джеордже рассказал о разделе земли, о том, как Катица Цурику вдруг запела «Интернационал», который она неизвестно когда успела выучить, а из Супреуша звонили, что Пику нашли мертвым в лесу с зажатой в кулаке размокшей бумажкой. Что там было написано, никто не смог разобрать.